Выбрать главу

Даже скромное открытое веселье считалось предосудительным. Вот для характеристики ещё одно воспоминание из моего детства. Появились в нашем городе евреи-лесопромышленники, которые хорошо зарабатывали; поэтому, на общем фоне безысходной еврейской нищеты, они прослыли богатеями и денежными аристократами. Однажды один молодой лесопромышленник вздумал «кутнуть», т.е. вместе с товарищем стал распивать бутылку наливки, закусывая жареным гусем. Придя в весёлое настроение от выпитой наливки, молодой кутила засучил вдруг немного укороченные фалды своего лапсердака и пустился в пляс. Присутствовавшие при этом два-три посторонних свидетеля-еврея пришли от такого необычайного зрелища в неописуемое изумление: еврей веселящийся, даже пляшущий, не в праздник «симхас-торе» (Радость-Торе - день ежегодного праздника, когда еврею не только разрешалось, но он обязан был веселиться), а в будний день! Присутствующие были крайне шокированы таким непристойным поведением.

Так это было в дни моего детства, - лет шестьдесят тому назад. А вот как г. Литовцев описывает жизнь современных евреев в Палестине: «...Сложившийся в Палестине быт очень весёлый. Я думаю, нигде в мире в еврейской среде нет столько непосредственной весёлости здоровой. Много песен, хороводов, плясок, смеха. Такой стихийной радости в еврейской среде я на своём веку не видывал...» Да неужели это так!

Насмотревшись немало на своём веку всякого людского горя, пережив много лютых дней в моей мирной и боевой жизни; видя, наконец, и крушение моей Родины, я был бы безмерно счастлив на закате моей жизни видеть радость и веселье на месте горя и печали, всюду где есть люди, где бьётся любящее человеческое сердце; но, признаюсь, у меня невольно навёртываются особые горячие слёзы умиления, когда слышу, на старость лет, что луч радости и веселья заглянул, наконец, хоть в небольшой уголок обездоленной и мрачной жизни еврейского народа, в течение многих веков знавшего только плач и горе!

Продолжаю мои воспоминания из семейного быта того времени. Для женской половины, не исключая молодых и юных, не допускалось франтовства или кокетства. Конечно, родители сами выбирали женихов или невест, и юные молодожёны могли увидеть друг друга не ранее, как у брачного ложа, когда они стали уже мужем и женой.

Всегда удивлялись и кричали про плодовитость евреев. Но что же тут удивительного, если принять во внимание, что юноши или молодые люди у евреев никогда не знали женщин до своей женитьбы? Эта жгучая проблема пола, которая так остро волнует мыслителей и моралистов всех времён и народов, у евреев давно уже была решена и закреплена на практике. Разве мыслимо было в старые годы, на моей памяти, встретить еврея больного не только сифилисом, но и какой бы то ни было венерической болезнью!

В холостяцком кругу никогда нельзя было бы услышать даже при интимной беседе каких-нибудь сальных анекдотов. Это не в обычае было; да и у еврейской молодёжи просто отсутствовала всякая практика в этой области, - недоставало, так сказать, фабул для таких анекдотов, не говоря уже о том, что эта скверность строго запрещалась религией. Талмуд на этот счёт выражается так: «Всем известно, зачем идут под венец; но если кто оскверняет языковой - недостоин царства небесного» («кол гамнабэл пив ын лы хейлек л'юлам габо»).

Требование принятой морали, которые предъявлялись женщине, были ещё строже, чем к мужчинам. Девушка, которая согрешила перед браком, не только не могла рассчитывать на выход замуж, но никоим образом не могла бы оставаться в своём городе. Да это была такая редкость, что и не запомню такого случая, хотя бы понаслышке. Считалось непристойным не только какое бы то ни было кокетство со стороны женщины, но даже голос её в пении не должен быть слышен. Что бы сказали нынешние еврейские примадонны, если бы знали, что Талмуд так выражается на счёт женского пения: «Кыл б'ишо - эрво» («голос женский (в пении) - одна скверность»)...

Гигиена брака и супружеской жизни обставлены были у евреев теми же утрированными требованиями и запретами, как и все прочее в семейном и домашнем быту; потому что всё регламентировалось требованиями религии и бесчисленным множеством комментаторов, измышления которых принимались к обязательному исполнению. Достаточно сказать, что в супружеской жизни муж не должен был дотронуться, буквально, до своей жены во всё время менструационного периода. Это, конечно, чересчур строго; но - как это гигиенично и предусмотрительно с точки зрения гигиены семейной жизни!