Выбрать главу

Чарская Л А

Записки институтки

Лидия Алексеевна Чарская

Записки институтки

Русская писательница Лидия Чарская (1875 - 1937), творчество которой долгие десятилетия было предано забвению, пользовалась в начале века исключительной популярностью и была "властительницей сердец" юных читателей. Вошедшие в книгу повести "Записки институтки" и "Люда Влассовская" посвящены жизни воспитанниц Павловского института благородных девиц, выпускницей которого была и сама писательница. С сочувствием и любовью раскрывает она заповедный мир переживаний, мыслей и идеалов институтских затворниц. Повести Чарской, написанные добротным русским языком, воспитывают чувство собственного достоинства, долга и справедливости, учат товариществу, милосердию, добру.

Книга адресована прежде всего юному читателю, но ее с интересом прочтут и взрослые.

СОДЕРЖАНИЕ

Глава I. Отъезд

Глава II. Новые лица, новые впечатления

Глава III. Уроки

Глава IV. В дортуаре

Глава V. Немецкая дама. Гардеробная

Глава VI. Сад. Тайна Нины. Ирочка Трахтенберг

Глава VII. Суббота. В церкви. Письмо

Глава VIII. Прием. Силюльки. Черная монахиня

Глава IX. Вести из дому. Подвиг Нины

Глава X. Первая ссора. Триумвират

Глава XI. Невинно пострадавшая

Глава XII. В лазарете. Примирение

Глава XIII. Печальная новость. Подписка

Глава XIV. 14 ноября

Глава XV. Итог за полгода. Разъезд. Посылка

Глава XVI. Праздники. Лезгинка

Глава XVII. Высочайшие гости

Глава XVIII. Проказы

Глава XIX. Пост. Говельщицы

Глава XX. Больная. Сон. Христос Воскресе!

Глава XXI. Экзамены. Чудо

Глава XXII. Болезнь Нины

Глава XXIII. Прости, родная

Глава XXIV. Выпуск. Сюрприз

Моим дорогим подругам,

бывшим воспитанницам

Павловского института

выпуска 1893 года,

этот скромный труд

посвящаю.

Автор

Когда веселой чередою

Мелькает в мыслях предо мною

Счастливых лет веселый рой,

Я точно снова оживаю,

Невзгоды жизни забываю

И вновь мирюсь с своей судьбой...

Я вспоминаю дни ученья,

Горячей дружбы увлеченья,

Проказы милых школьных лет,

Надежды силы молодые

И грезы светлые, живые

И чистой юности рассвет...

ГЛАВА I

Отъезд

В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда - и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:

- Христос с тобой, деточка!

Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.

Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!

Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.

- Не уезжай, не уезжай, Люда, - просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.

- Люде надо ехать учиться, крошка, - уговаривала его мама, стараясь утешить. - Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.

Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся - наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, - но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..

Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась - молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка - моя любимица, верный товарищ наших игр - и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое "дорогое дитятко".

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания "доброй панночке" и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.

Минута, другая, взмах кнута - и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною...

На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.

Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.

Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:

- Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.

Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.

Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.

Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.

В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.

Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни...

ГЛАВА II

Новые лица, новые впечатления

Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.