Владимир Эдуардович кивнул, отхлебнув из стаканчика.
- У нас тоже пытались гнуть линию с патриотизмом. Мы сказали, что всегда придерживались позиции превосходства отечественных теорий над зарубежными, и в принципе не принимали тех, кто считает иначе. А в то, что все эти теории тесно связаны друг с другом, никто вникать не стал. Я считаю, лучше не назвать основоположника идеи, чем умолчать о ней вовсе только лишь потому, что её высказал некто неугодный нашему времени.
- И к вам даже тайного агента не направили?
- Почему же? Направили. Меня. – Я поперхнулся, и мой собеседник, не сдержавшись, рассмеялся – Так что не удивляйтесь, если когда-нибудь услышите мои трепетные восхваления достижений отечественной психологии на воскресных слушаниях. Я и не на такое согласен, лишь бы не мешали работать. Проблемой будет, если такая программа до следующего набора сохранится: молодые патриоты оккупируют все факультеты, и тогда придётся думать, что делать. А пока есть возможность готовить нормальных специалистов, нужно этим пользоваться. Возвращаясь к Вашей просьбе, я согласен. Очень хорошо, что мы познакомились, и Вы обратились именно ко мне. Считайте, теперь Вы неприкосновенны. Но открытым бунтом ничего сделать нельзя, поэтому если история Вам действительно дорога, ищите более хитрые пути для её сохранения.
- В чём-то они правы, наверное, – продолжил он, когда мы допили кофе и вышли на улицу – история действительно двигатель патриотизма. Если хочешь покорить народ, сотри его память… или подмени, в соответствии со своими целями. Опасной наукой Вы занимаетесь – закончил он, улыбаясь.
- Как и Вы, история с психологией идут рука об руку.
- Весьма точное замечание. Именно поэтому мы с вами имеем все шансы быть серыми кардиналами любого режима.
- Контрреволюционные вещи говорите, Владимир Эдуардович – с улыбкой заметил я.
- Никакой контрреволюции, – понял он мою отсылку – лишь здравый смысл и жизненная опытность.
Мы посмеялись и разошлись по своим факультетам, на прощание гораздо теплее пожав друг другу руки.
На кафедре обнаружил пропажу корейских рассказов. Не помню, куда мог положить. Может быть, неосознанно домой забрал. Нужно найти, хорошая книга. Тем более, не успел дочитать.
3 сентября
Нашлась книга. В ректорате (читай: управлении от ДПМ). Эта паскуда лаборант донёс. Скотина. Ну, ничего, Земля круглая, Будда всё видит – обязательно достану эту сволочь и своими руками порву.
Что, собственно, случилось. Лаборант этот засланный посчитал, что я с каким-то нездоровым интересом читаю нечто, ему совершенно незнакомое. Что совершенно неудивительно для человека, который за свою жизнь прочёл не более десяти книг. В общем, он воспользовался моментом, когда меня не было, спёр книгу и отнёс её в ректорат. Куда меня и вызвали, ознакомившись с материалами дела.
Оказывается, читать зарубежную литературу не менее подозрительно, чем изучать зарубежную историю. А если делаешь и то, и другое – ты точно агент иностранных спецслужб и вообще конченый человек. Пришлось сказать, что читал я это для новой статьи о превосходстве отечественной культуры над корейской. Приглашённый на это разбирательство Владимир Эдуардович мои слова подтвердил, добавив, что пару дней назад лично обсуждал со мной это исследование. За ложный донос лаборанту сделали выговор. Он точно обдумывает план беспощадной мести. Очень жаль, что не успеет. Я его первым придушу.
Книгу и некоторые другие материалы хотел забрать домой, но Владимир Эдуардович отговорил. Сказал, если вдруг под меня начнут копать и найдут реакционную литературу непосредственно в месте проживания, точно не отмажусь. А на кафедре ещё нужно будет доказать, откуда это взялось. На всякий случай тренируюсь сдерживать эмоции, если вдруг всё собранное мной за долгие годы начнут сжигать на ритуальном костре мракобесия.
6 сентября
Профессор Геворкян, автор нескольких десятков работ, посвящённых вопросам развития России в переломные моменты её истории, сегодня ночью вылетел в Армению, откуда собирается эмигрировать в США. Работы его теперь запрещены. Если точнее, сначала запретили работы, а потом уже он эмигрировал. Но по официальной версии, наоборот. На всякий случай, ДПМ запретило студенческий обмен с зарубежными вузами, чтобы предотвратить развитие антипатриотической мысли среди молодёжи.