х пор Не знаю, чего хочу. И мне кажется, нет никаких оснований Гордиться своей судьбой, Но если б я мог выбирать себя, Я снова бы стал собой.” В его голосе внезапно послышались (небывалые ранее при исполнении данной песни) печаль и грусть, постепенно перераставшие в некое недовольство и даже в яростный протест. Вдруг Шура вскочил и со всего размаха как врезал гитарой о ствол стоявшей поблизости сосны. Инструмент вдребезги! А он такой спокойный, словно бы ничего и не произошло. Постоял так пару минут, держа разбитую гитару в одной руке и не отводя от неё своего прощального взгляда, а потом медленно и даже как-то торжественно положил её в костёр. В тот миг мне показалось, что даже нейлоновые струны (с таким трудом купленные в эпоху тотального дефицита), беспомощно повиснув на мощных колках (словно бы страдая от невозможности вырваться из их плена и как-то особенно нелепо болтаясь в жарких объятиях языков пламени), пытались простонать свой последний такт: “За что?”. С каждой минутой лакированный кузов (корпус) инструмента всё больше и больше чернел, не только сам погружаясь в беспросветную темноту, но и затягивая туда же наше (ещё несколько минут назад такое радостное) настроение. Вскоре к нему присоединился и массивный гриф, столько лет ласкаемый пальцами Шуры во время исполнения песен. От неожиданности и столь внезапной смены настроения мы все буквально опешили. Первым очнулся Амбик (сокращенное от армянского имени Амбарцум). - Шура, ты с ума сошёл? Что творишь? Гитара то в чём виновата? Минут десять мы сидели в полной тишине, постепенно осознавая произошедшее. После проникновенных слов БГ, так эмоционально исполненных Шурой, до всех вдруг дошло, что хотим мы этого или нет, но нам придётся возвращаться в суровую реальность, поджидавшую нас после окончания похода. А так не хотелось! Проблема была следующая. Выдуманная М.С. Горбачёвым “Перестройка” (1985-1991 гг.) при некоторых её положительных тенденциях (в частности, именно в этот период были опубликованы почти все запрещённые ранее произведения Пастернака, Платонова, Замятина, Булгакова, романы Ч. Айтматова «Плаха», А. Рыбакова «Дети Арбата», Ю. Дудинцева «Белые одежды») ничего хорошего не предвещала именно для нашей отрасли (оборонная промышленность в те времена попала под программу конверсии и разоружения с естественно из всего этого вытекающими последствиями в виде сокращения рабочих кадров, зарплат, закрытия новых перспективных проектов). - Ладно, проехали. - словно бы подтвердив тезис, что “времена не выбирают, в них живут и умирают” (Александр Кушнер, 1978 г.), выдавил из себя Шура. - Не расстраивайся Амба. Теперь нам меньше груза на себе тащить. Да и старая уже была эта гитара, трудно настраивалась. А тут у неё такой выдающийся финал получился. Надолго запомнится. Давайте лучше в преферанс играть! Предлагаю, как обычно, по копейке за вист. Этот случай, как один из самых ярких из нашего байдарочного похода, мы до сих пор часто вспоминаем. А лет десять спустя после окончания учёбы, во время очередной ежегодной встречи выпускников (кстати, этой нашей традиции недавно исполнилось уже 25 лет) мы подарили Шуре новую гитару. Последний день на маршруте выдался весьма насыщенным. Утром, сразу после старта, окружающая нас картинка вдруг резко переменилась, поскольку мы, наконец-то, добрались до окрестностей посёлка Мстёра, любимца знающих эти места художников-пейзажистов, навеки влюблённых в натуральную красоту. После преследовавших нас на протяжении трёх последних суток низкорослых ив, обильно облепивших все берега Клязьмы, нашему взору предстало нечто невероятное. Идеальные, если смотреть издалека, слегка изогнутые ласковой рукой природы-творца поверхности (сплошь покрытые травой, отливающей оттенками от фисташкового до изумрудного), на которых сплошной стеной стоят, нехотя покачиваясь своими верхушками из стороны в сторону красавицы-сосны, раскрашенные той же рукой в цвета от светло-оливкового до медно-коричневого. Впечатления от смены пейзажа можно сравнить, разве что, с издававшимися ранее в СССР книгами и толстыми журналами (например, “Наука и жизнь”), в которых было много-много чёрно-белых страниц и только где-то в середине вклеена парочка цветных и ярких листиков, запрятанных словно блестящее сокровище в серой траве. Очумев от сочности нахлынувшей картинки, мы даже решили немного изменить маршрут, свернув с “автобана” (полноводной Клязьмы) на “просёлочную” (узкая речка Мстёрка). И, как оказалось, совсем не напрасно. Не прошло и десяти минут, как мы наткнулись на чей-то улов. Три рыбки (каждая примерно по полкилограмма) беспомощно барахтались в, так называемом в народе, “телевизоре” (это рыболовный экран, представляющий собой простую сетку, натянутую на деревянную рейку). Хоть данное приспособление и принадлежит к кустарным орудиям лова, но пользуется огромной популярностью по причине простоты изготовления и применения. В итоге мы мало того, что полюбовались неповторимыми по своей уютности и камерности видами малой притоки, да ещё и свежей рыбы на уху набрали! Однако, после обеда всё изменилось. Небо помрачнело. Откуда-то взялся холодный ветер. Появились первые капли дождя. Высота встречных волны стала достигать полуметра и вода начала захлёстывать через борта наших незащищённых сверху байдарок. Не знаю, то ли от испортившейся погоды, то ли от перенасыщения непривычным способом жизни (без всяких удобств), длившимся вот уже четвёртые сутки, но настроение в коллективе было..., точнее настроения почти совсем не было. Кроме того, возникли отягчающие обстоятельства и по независящим от природных условий причинам. По неопытности мы умудрились неправильно рассчитать наш скромный провиант, и, в частности, сигареты. Но поскольку мы с Амбарцумом на тот момент уже бросили курить, то нам было не так тяжко, как ещё одному нашему товарищу, Кириллу. У него началась, пусть и микро-наркоманская, но настоящая ломка. Ему всё вдруг резко надоело, вплоть до того, что даже не хотелось выполнять свои ежедневные походные обязанности, а в глазах горел единственный вопрос: “Где достать сигарет?” На тот момент в одной из байдарок находились мы с Шурой, а в другой Кирилл с Амбиком. Наши суда вплотную соприкоснулись прямо посередине реки и каждый из нас ухватился за борта соседней байдарки. Необходимая мера, иначе течение снова разнесло бы нас в разные стороны. После фиксации импровизированной дискуссионной площадки начались, обязательные в подобных ситуациях, выяснения. - Шура, почему ты купил в Коврове так мало пачек? Я же тебе говорил, что нам не хватит до конца похода! - Слушай, Кирюха, я всё правильно рассчитал, исходя из нашего с тобой обычного расхода. Но, видимо, получилось так, что мы во время плавания и не заметили, как выкурили двойную норму сигарет. - Ещё бы, тут я не только сигареты, но и как три дня пролетели не уловил. Кстати, а ведь у нас на крайняк ещё была заготовлена махорочка. Где она? - Ты шутишь или серьёзно ничего не помнишь, что было ночью? - спросил Шура. - И даже лося не помнишь? - не удержался и я. - Мы ведь тебя тогда, рано утром, звали с нами бежать за ним, чтобы сфотографировать. - Ничего он не помнит, потому что уже вырубился в тот момент. - ответил мне за него Шура. - Это только мы с тобой, как сумасшедшие, рванули за лосем. - Не знаю, о чём вы. - Кирилл всё больше переставал быть похожим на самого себя. - Но я уже сам готов, как тот лось ломануться через любые непроходимые заросли, лишь бы достать курево. Серьёзно, мне уже не до шуток. Уши пухнут, как хочется курить. И, кстати, я всё помню: как пели песни, потом Шура грохнул гитару, а позже ещё и проигрался нам в преф. Вот про лося да, не помню. Что я ещё не засёк? - Да то, что мы с тобой практически до самого утра потягивали всю оставшуюся водку и непрерывно курили махру. - сказал Шура. - Помнишь, ты ещё постоянно повторял: “Зачем что-то оставлять, ведь скоро наш поход заканчивается?” - Хочешь сказать, что у нас даже этой мусорной махорки не осталось? - видно было, что Кирилл окончательно расклеивается. Шура вытащил из кармана куртки пустой мешочек, открыл его, перевернул вверх дном и потряс. Для Кирилла, похоже, это было последней каплей пытки. Надежды больше не оставалось. От высшей степени расстройства он удивлённо поперхнулся и быстро захлопнул свой открывшийся было рот, из которого по-видимому должен был вырваться очередной вопрос по критически важной для него тогда теме. Как неожиданно выяснилось, и нам всем говорить больше было не о чем. Кто бы мог подумать? Все мы знали Кирилла как отличного и вполне уравновешенного парня (на тот момент мы с ним были знакомы уже несколько лет, поскольку учились в одной группе). Однако, как тогда стало понятно, его спокойствие и выдержка были присущи ему лишь в условиях цивилизации с непременно сопутствующими ей техническими благами. В экстремальных условиях похода он вдруг изменился, причём не в лучшую сторону, тем самым неожиданно получив возможность получше познакомиться и с самим собой. Тем временем, дождь всё усиливался. Мы надели водонепроницаемые накидки. Однако, достаточное количество воды уже успело просочиться до самого дна байдарок и нам приходилось сидеть практически на мокром полу. Вся поклажа вскоре также полностью промокла.