Становилось нестерпимо холодно. Чтобы выбраться из сугроба, надо хорошо закрепить на ноге лыжу. Но сыромятные ремни-связки на морозе стали твердыми как железо и не развязывались. Снег, насыпавшийся за воротник и набившийся в рукава, растаял и намочил одежду, она стала замерзать и просто обжигать тело.
Срываю рукавицы, перчатки и голыми пальцами стараюсь развязать ремни. Кончики пальцев моментально белеют. Ветер бросает мне в лицо колючие, как иголки, снежинки. Нестерпимый холод охватывает меня, и страх, что замерзну, вкрадывается в душу. С трудом расстегиваю ватник, поднимаю свитер и под него засовываю уже нечувствительные руки. Сжимаюсь в комочек и опускаюсь на дно снежной ямы, которую успел вытоптать.
Ветер гнал поземку, и снег стал заносить меня.
Надо как-то дать знать о себе. Но как? Стрелять? В ружье стреляные гильзы, его надо перезарядить, а для этого необходимо вынуть руки из тепла, снять рукавицы. Кричать? Но кто услышит в этой глуши, да еще при вое ветра?
Мороз сковывает все сильней, и я чувствую, что замерзаю. Отчаяние овладевает мною. Так по-глупому и замерзнуть можно в одном километре от дороги и нескольких от поселка!
Вдруг начало сильно ломить пальцы рук, боль привела меня в себя — значит, пальцы отогреваются.
Через несколько минут я вынул руки и стал тереть их снегом, потом, надев рукавицы, начал сильно хлопать. Руки согрелись. Немного согрелся и сам.
Осторожно, взяв лыжу, стал зубами развязывать ремни, губы приклеивались к ремням, но я упорно их грыз. Распустив ремешки, со всеми предосторожностями опустил лыжу на снег и поставил на нее ногу. Теперь требовалось только хорошенько завязать ремни. Рисковать я не мог, так как это могло стоить мне жизни. Я присел, долго смотрел на ногу и в уме перебирал все этапы завязывания, которые надо проделать голыми руками.
Наконец поправил ремни, снял рукавицы и спокойным движением стал привязывать лыжу. Кажущееся спокойствие в действительности вылилось в такое сильное волнение, что на лбу у меня выступил пот, а руки начали дрожать мелкой дрожью.
Замерзшие руки я снова всунул в рукавицы и зажал между коленями, но, согревая руки, я замерзал сам. Надо немедленно, пока не поздно, вырываться из ледяного плена.
Медленно, шаг за шагом, чтобы не сорвалась лыжа, я выбрался из сугроба.
Повернувшись спиной к ветру, забыв про охоту, я спешил скорее выбраться на дорогу, сбросить предательские лыжи и бежать, бежать, чтобы спастись от стужи. Обмороженные нос, щеки и пальцы на руках еще долго напоминали мне об этой неудачной охоте.
Но не всякая вылазка кончалась так бесславно. В результате более удачного промысла в нашей палатке всегда имелся изрядный запас дичи, часть из которой уже в жареном виде хранилась в «холодильнике», то есть под кроватями, а другая — висела снаружи на морозе.
Товарищи частенько заходили к нам в палатку по разным делам, которые обыкновенно заканчивались тем, что гостю предлагались кушанья из куропатки, которые так вкусно приготовлял наш повар Степан, и к ним, конечно, небольшое количество спирта.
По вечерам хорошо было в нашей уютной палатке: потрескивают в печке дрова, пахнет хвоей, а на дворе тихая морозная ночь. Над тайгой встает полная луна. В долину падают темные тени от сопок, а между, деревьев в бликах лунного света сверкает, как осыпанный алмазами, снег. Все одевается в фантастическую серебряную одежду.
…В одно морозное утро к нам в поселок приехало начальство. Это было выдающееся событие. Мы чувствовали, что это неспроста, и приезд его внесет в нашу однообразную жизнь что-то новое. Так оно и вышло.
Оказывается, с одного из поселков поступили тревожные сведения о катастрофическом положении с продовольствием. Людям нужна немедленная помощь, и решено было направить к ним колонну тракторов с продовольствием. Страшные морозы требовали четкой организации движения тракторов: обеспечения их горючим, передвижными мастерскими, обогревательными пунктами и прочим. Кроме того, необходимо было проложить хотя бы самую простую дорогу по занесенной снегом, загроможденной завалами, покрытой лесом тайге и по дышащим наледями долинам рек.