При первых криках глухаря этот высокий юноша делал большие прыжки в сторону звука. Было так смешно смотреть, как Борис с напряженным лицом совершает эти дикие прыжки, что я не выдержал и громко захохотал. Это привело его прямо в ярость.
— Эх! Испортили всю охоту, — прошептал он зловещим шепотом.
И здесь мы увидели глухаря. Вдали на вершине огромной лиственницы сидел великолепный петух. Я бросился к нему. Никакие предупреждения моего спутника не остановили меня. Подбежав к глухарю метров на сто и видя, что он перестал петь, я остановился. Подошел и Борис.
— Сколько бы ты времени прыгал сюда, — шутя сказал я ему, — наверное, до вечера?
Глухарь тревожно озирался. Подходить ближе было опасно, он мог взлететь.
Я перезарядил винчестер, сменил разрывные пули на простые, сел на землю и, уперев локти в колени и натянув ремень на плечо, прицелился в птицу. Грянул выстрел, и глухарь, как подрезанный, ломая ветки, полетел вниз.
— Вот как надо охотиться, — со смехом сказал я, — а не прыгать!
От выстрела со всех сторон взлетело множество глухарей, которые расселились вокруг нас, на лиственницах. Мы попали на ток. Началась «королевская охота». Осторожно подходили метров на сто — сто двадцать к дереву, где сидел глухарь, — гремел выстрел, и птица, кувыркаясь, летела вниз.
Подбираясь к очередной жертве, мы увидели на небольшой полянке двух дерущихся петухов. Распустив крылья так, что они царапали землю, нахохлив перья, птицы с остервенением бросались друг на друга и со страшной силой клевались, стараясь попасть в голову, или же, взлетая, били друг друга шпорами. Увлекшись дракой, петухи подпустили нас так близко, что мы вынуждены были лечь и, чтобы не спугнуть их, ползти по-пластунски. Подо мной хрустнула ветка. Глухари прекратили драку и насторожились. Я пошевелился, и на мой шорох ближний петух, распустив крылья и кудахтал, бросился прямо на меня. Едва успев протянуть одной рукой винчестер, я выстрелил в него в упор. Глухарь упал, но вдруг вскочил и побежал в сторону леса. Пробитый насквозь пулей, он долго не давался нам в руки.
От выстрелов глухари не улетали, а только пересаживались с одного дерева на другое. Мы подстрелили восемь штук, из которых семь было моих и один моего спутника, чем он был сильно обескуражен.
Это были огромные петухи, все избитые, с кровоточащими ранами на шеях и головах.
Взвалив по четыре штуки на плечи, мы едва дотащили их до лагеря.
Возвратившись в лагерь, я стал рассказывать про способ охоты Бориса. Товарищи не замедлили воспользоваться случаем и стали подшучивать над Борисом. Тот, вначале спокойно слушавший смех товарищей, неожиданно рассердился, обвинив всех нас в незнании правил охоты на току.
— Во-первых, никто никогда не охотится с нарезным оружием, а во-вторых, вы не знаете привычек и поведения глухарей на току, поэтому и смеетесь. А это единственно правильный способ охоты. Ведь на глухаря, как и на всякую дичь, охотятся с дробовыми ружьями, значит надо подойти на соответствующую дистанцию. А как это сделать? Вот так и делают — прыжками подкрадываются к ним, потому что во время крика глухарь закрывает глаза и ничего не видит и не слышит. Это старый, проверенный способ. А вы тоже, смеяться!
— Но Иван Андреевич ведь убил семь штук, не прыгая, — возразил Фомич.
— Так Иван Андреевич стрелял издалека, и, кроме того, глухари здесь непуганые.
— Значит, ты всегда охотишься на пуганых, — опять поддел его Фомич под смех ребят. — То-то ты и научился прыгать.
И долго еще продолжалось дружеское подтрунивание над Борисом и разговоры о способах охоты на глухарей и другую дичь.
На следующий день мы выставили первую вешку этого нового летнего сезона, а через три дня уже все втянулись в работу. Наша жизнь вошла в обычный, размеренный ритм.
Работа спорилась. Особенных препятствий пока не встречалось, и мы с изысканиями приближались к маячащей впереди горе. Наконец свой очередной лагерь разбили у ее подошвы, густо заросшей лесом.
Отдав необходимые распоряжения, как вести трассу к этому лагерю, мы с Ваней решили взобраться на гору и оттуда «заглянуть» дальше вперед.
Утром начали восхождение и к обеду, устав изрядно, не поднялись даже до ее середины. Так обманчива высота. Видно, гору так просто не взять, поэтому возвращаемся в лагерь и уже серьезно готовимся к завтрашнему восхождению с ночлегом на полпути к вершине.
На следующий день Ваня, Борис, я и один из рабочих на лошадях, с палаткой, запасом продовольствия и примитивным альпинистским инвентарем опять начинаем подъем. Очень мешает растительность. Местами рощи стланика преграждают путь, и приходится пускать в ход топоры. Все же к вечеру мы поднялись значительно выше, чем накануне. Здесь уже исчезли ключи и нет воды. В сумерках в одной из балок находим снег. На костре вытапливаем из него воду для приготовления ужина и питья. Лошади изрядно устали и неохотно едят предусмотрительно взятый овес.