Соседство семьи Николая вносило некоторое разнообразие в нашу обыденную жизнь. Иногда он нам оказывал и-практическую помощь в работе, а наш стол получил новый, редкий в тайге продукт — молоко, которое он нам поставлял. Мы, конечно, не оставались в долгу и делились с его семьей своими продуктами и хлебом.
Во время работ он часто приходил к нам и, посасывая свою короткую трубку, рассказывал о своей жизни в тайге. Это были занимательные рассказы о суровой, полной опасности и лишений жизни.
В прошлом благополучие их семьи и семей соседей всегда находилось в зависимости от целого ряда условий и в первую очередь от успешной охоты. Всю добытую пушнину они отдавали какому-то Джонсу, который приезжал в их места и выменивал меха на боеприпасы, недоброкачественные продукты и другие хозяйственные предметы. Но были времена, когда белка уходила в другие районы или таежные пожары на сотни километров разгоняли всех зверей и дичь, а олени лишались пастбища. В слишком суровые зимы вода в реках промерзала до дна, и люди на долгие месяцы лишались рыбы — основного продукта питания. В такие годы, ведя полуголодное существование, они пользовались кредитом у того же Джонса и попадали к нему в страшную кабалу.
Но особенное впечатление произвел на нас рассказ о том, как Николай сватался к своей теперешней жене и как пришлось ему бороться за нее со своим соперником — сыном местного богача.
Рассказывал Николай очень несвязно и часто нарушал очевидный порядок событий. Все же несколько вечеров мы с большим интересом слушали его, а он, прихлебывая из кружки горячий чай и немного покачиваясь, монотонно, нараспев говорил.
Эту повесть о большой любви, мужестве и приключениях я постараюсь пересказать так, как она мне запомнилась.
По местному обычаю того времени, при сватанье жених выкупал невесту у ее родителей, то есть платил калым. Размеры выкупа зависели от степени зажиточности родителей невесты, и обыкновенно он состоял из определенного количества шкурок пушнины и голов оленей.
Отец девушки Анчик из соседнего рода, которая приглянулась нашему Николаю, каким-то образом проведал, что за его дочь собирается свататься сын местного кулака Таранбаева. Хотя официально об этом не было еще разговоров, он решил этим воспользоваться и назначил за свою дочь очень большой выкуп.
Николай поведал о своей любви отцу, но последний, пугаясь больших расходов, категорически запретил ему даже думать об Анчик и предложил взять себе в жены какую-нибудь другую девушку.
Николай не смог с этим смириться и тайком от отца сам стал собирать выкуп.
Два года охотился он в лютые якутские морозы, и эти труды дали свои результаты: сотни беличьих и десятки песцовых и лисьих шкурок хранились у Николая в его тайниках.
В это время к Анчик официально посватался сын Таранбаева.
— Не принимай сватов Таранбаевых, — умоляла Анчик отца, — скоро придет Николай и даст тебе все, что ты просишь. Я люблю его и хочу быть его женой!
— Отказать Таранбаевым и родниться с нищими! — кричал на нее отец. — Ты что, хочешь опозорить наш род?
Но девушка стояла на своем. И когда к ним приехали Таранбаевы, она к ним не вышла. Это было неслыханное нарушение воли родителей, и разъяренный отец стал нещадно избивать свою дочь. Он, пожалуй, сломил бы упорство Анчик, но в это время в юрту вошли отец и Николай Чагылгановы.
Так впервые в доме невесты встретились соперники.
Закон гостеприимства заставил отца Анчик прекратить истязание дочери и принимать так неожиданно съехавшихся двух женихов.
В юрте было жарко, накурено и тесно от собравшихся по случаю невиданного еще двойного сватовства гостей. Все чинно сидели и вели разговоры о посторонних вещах, а на другой половине юрты в углу плакала избитая невеста.
И когда беседа подходила к концу, к гостям вышла Анчик и, отвешивая всем поклоны, обратилась к отцу:
— Отец, к нам прибыли женихи, ты хочешь отдать меня замуж, но к свадьбе мне надо вышить свое приданое, а у меня нет бисера. Пусть молодые люди едут в Охотск, и кто первый привезет мне бисер, тот будет моим мужем.
Отец вскочил и, сжимая кулаки, хотел броситься к дочери. Но неодобрительные возгласы гостей, не любивших семью Таранбаевых, заставили его остановиться. В юрте наступила тягостная тишина.
Неловкое молчание прервал старик Таранбаев. Поглаживая реденькую бородку и сверля собравшихся злыми глазами, он заговорил.