Сердце заколотилось – кажется, что стук его гулко отдается на весь коридор. Снова крик: «Ой, где я есть – то не пойму!» Фу, слава богу!
Пока никто не видел, я перекрестилась. Это бабуля – маразматичка орет. Лежит у нас, бедняжка, уже второй месяц: привезли родственники подлечить, а забрать забыли. Вот и развлекает больницу, то ночными криками, то выходками типа: пока никто не видит, одену-ка я судно с калом себе наголову. В городе «Домов престарелых» больше чем больниц и места в них вперед расписаны. Вот родственники и пытаются выкручиваться, как могут.
Как только нашла причину своих страхов, жить стало веселее – зашагала к лестнице. Если только можно быстро шагать по неосвещенному коридору. В этот момент меня кто-то схватил за талию и куда-то поволок, зажав рот рукой. Фу, руки липкие какие-то, костлявые. Господи, да, что же это за больница такая, прямо «дом Адамсов».
Как там рекомендуют: не сопротивляется. Нет, не дождетесь. Укусила противную руку, лягнулась. Не знаю, как и почему мне удалось вырваться, может мой похититель отвлекся на приближающийся топот ног? Я рванулась и пребольно ударилась об пол. Красивая у нас плитка на полу – гладкая, а моему заду от этого не легче.
Резко загорелся свет! Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела над собой пьяного мужика – грязный, с разбитым носом, глаза полубезумные. От испуга я так и осталась лежать на полу.
С лестничной клетки, во главе с моим санитаром Игорьком, на моего обидчика, надвигался наряд милиции. Игорь смотрелся как Чапаев во главе конницы. Правда, Чапаев был какой-то карликовый, а конница особой кентавро-ментовской породы.
Болезный узрев погоню, ничего лучше не придумал, как перепрыгнуть через меня. У кого вся жизнь перед глазами перед смертью проходит, а у меня над головой промелькнули грязные ботинки. Но самое интересно, что «пэпсы» (патрульно-постовые милицио-неры) полностью повторили маневр алкоголика. Мне оставалось на полу только наблюдать, как мелькают в воздухе берцы, а также как трясутся у этих «скакунов» ягодичные мышцы. Наверное, так чувствовал бы себя оператор, снимающий с земли бегущий табун. Если бы Игорек не потянул меня за ноги, то вместо лица у меня бы образовался блин.
Сказать, что после этого у меня началась истерика – это не сказать ничего. Я плакала, смеялась, брыкалась. Игорек поволок меня в отделение. Что он мне при этом говорил, я не помню. В отделении мне налили «сто грамм наркомовских», после чего мне заметно полегчало.
Не сразу, но мир обрел четкие формы, а я вспомнила свои непосредственные задачи и, конечно же, обязанности.
2-00. Реанимация вернулась из морга. Все девчонки ничего, а одна совсем молоденькая и бледная, губы трясутся. Ну, я вспомнила свой первый поход в морг, прониклась материнским чувством и начала расспрашивать. По мере её рассказа, моя напарница с санитаром почему-то ушли в регистратуру и даже там закрылись. Я полагаю, чтоб вдоволь без свидетелей насмеяться. Мне же пришлось дослушать и сохранять олимпийское спокойствие.
Дело было так! Девочка дежурила первую смену, не привыкла по ночам работать очень, спать хотелось. Врач ушел отдыхать, санитар где-то приткнулся, одна она бедная осталась. Маялась, маялась, ходила от мониторов к кроватям и «нашла выход». Бабулька у них лежала старенькая, вот глупышка и решила к ней прилечь. Так сказать, убить сразу двух зайцев – за бабушкой приглядеть и отдохнуть. Легла и уснула. Просыпается минут через тридцать, я бабуля смотрит на неё мертвыми глазами, открыв страшный беззубый рот.
Бабушка та и так на высший суд собиралась, но чуть девочку с собой не прихватила, та от страха чуть не умерла, своим криком перепугала всю реанимацию. А потом и того больше, сознание потеряла. Представляете картину. Забегают все в палату, а там лежит мертвая бабуля, а рядом на кровати неподвижная медсестра.
Все сначала растерялись. Что тут можно подумать, а потом…Девочка еле успокоилась, а её за этот «косяк», Виктория Михайловна (дежурный реаниматолог) еще и в морг отрядила. Вот стервозная тетка, интересно, её тоже так учили?
Конечно у девочки – «ума палата», но, все равно, все остальные сотрудники ей как могли, посочувствовали, свое повспоминали. У всех у нас, по-началу, что-то не так было.
Выслушав и приободрив девчонку, я вошла в регистратуру и нашла там своих напарников сидящими на полу с мокрыми от смеха глазами. Спрятались клоуны. Я хотела их отругать, но сама не смогла удержаться и рассмеялась. Бывают же такие дуры!