Мужик серьезный. Лоб крупный, стрижка короткая, взгляд жесткий, такой раздавит и не заметит. Улыбается, но улыбка словно приклеена к лицу.
Мы-то не видели, но голос женщины уже привлек внимание Игоря Витольдовича. Он обернулся, и лицо этой дамы неуловимо переменилось. Она словно хотела что-то ему сказать, но Игорь её опередил.
– Добрый день? У вас проблемы? Я могу вам помочь?
Что такое, в неврологе проснулась «сестра милосердия»? Между тем, Лавицкий уже уводил женщину за собой, по дороге что-то успокаивающе нашептывая ей на ухо.
Сысковец вопросительно посмотрел на меня:
– Что? Наш «снежный король» записался в волонтеры?
– Нет, скорее превратился в Джемса Бонда, решил увести даму с глаз долой, подальше от лишних ушей для передачи разведывательных данных.
14-00. В дверь регистратуры протиснулся усталый «труженик сыска»:
– Мочалкина, Сысковец, Любимова работают? – опер зашел и без приглашения плюхнулся на стул, который громко заскрипел от такой наглости.
Судорожный групповой вздох подтвердил нашу готовность помогать следствию. Милиционер разложил свои бумаги поверх наших и, не обращая внимания на возмущение ждущих истории пациентов, приступил к допросу.
– Так, в понедельник была ваша смена?
– Наша!
– Видели ли вы этого мужчину на территории больницы до 20-00? – и опер извлек из папки фотографию.
«Опачки!» – фотография точно такая же, как у нашей таинственной посетительницы. Как тесен мир! Муж знает Леопольда, жена «каким – то теплым боком» к Игорю Витольдовичу.
Сработала годами отработанная схема, и мы как школьники на уроке проорали розыскнику на ухо:
– Не видели!
«Труженик сыска» сурово нахмурил брови. И ничего хорошего не предвещавшим взглядом обвел «честную компанию»
Ага, испугались! Как же. Да мы видим вас чаще, чем своих родителей. И штучки ваши нам давно знакомы. Не Америка знаете ли, не любят у нас сотрудничать.
Сразу потеряв к нам интерес, милиционер забрал со стола свою папку, По-пути, снеся парочку чьих – то анализов, и удалился.
И только-только мы начали радоваться жизни, работе и даже пациентам, как вдруг, откуда не возьмись, появился Хромов, как серенький козлик, пережевывающий какую-то пищу, застрявшую между зубов:
– Мочалкина, смотри, очередь устроили. Любимова, ты знаешь, что в понедельник заканчивается отпуск у Геннадия Львовича? Порадуй глаз заведующего сверкающим процедурным кабинетом!
Лена испуганно уставилась на дверь процедурной своими круглыми черными глазами, было впечатление, что сейчас расплачется. Ну, артистка. Как будто ей приказали вымыть всю больницу.
– Ладно! – проникся наш добрый доктор, – возьми на помощь Сысковца.
Ленкины глаза стали приобретать осмысленное выражение, но почему-то огонь в них погас, не успев разгореться. Ага, вот, в чем дело – на пороге регистратуры застыла Анжелика.
Чуть-чуть прикрывающий колени халатик, две верхние пуговицы расстегнуты, открывая миллиметр красного кружева. Вот она наша старшая медсестра, так сказать, руководящая нашим сестринско-санитарским обществом. Эх, ей бы на подиум. Но пути господни неисповедимы. И правильно, в медицине должно быть все прекрасно, вот Анжелика, например, и мертвого обаяет. Смотрят на неё мужики и верят, что вырвет она из своей трепетной груди сердце, и как Данко, поведет в светлую жизнь. Не дождетесь!
– Елена Ивановна, идите «генералить», и вымойте окно во двор, – старшая царственно удалилась.
– Ну, совсем ошалела в ожидании Геннадия Львовича. Сейчас же холодно, осень. – Не дождавшись отклика на свою тираду, как ребенок обижено посапывая, Любимова ушла.
Саша, не замечая снова вывернувшую из-за угла Анжелику, побежал за ней вслед, утешать. Старшая медсестра проводила их взглядом, не предвещавшим парочке ничего хорошего.
Мгновение и санитар уже был услан, с каким-то совершенно неотложным поручением.