— Твою мать! Сашка! Чтоб…! — дальше пошла непереводимая игра слов, которая так смущает всех иностранцев и переводчиков. Я подлетел над кроватью и нос к носу столкнулся с белокурым ангелом, держащим пустое ведро в правой руке. Почему пустое? Потому, что его ледяное содержимое было подло вылито на меня. — Санька, ты самое… — дальше я не договорил. На самом донышке ведра еще оставалось немного воды и она была выплеснута на мою физиономию с открытым в праведном возмущении ртом. Сестренка не узнала, что я ей хотел сказать такого откровенного, зато я напился.
— Самое нежное, самое милое, самое чудесное и доброе существо на свете и ты гордишься, что я твоя сестра? — мурлыкнула эта оторва, достав из кармана джинс надушенный платочек и утерев им мое лицо. — Признайся, что ты просто пылаешь ко мне братской любовью! От твоей любви чуть-чуть не вспыхнула постель, пришлось тушить и спасать тебя от ожогов.
— Ладно, ты добилась своего, я проснулся, но на пару все равно не пойду.
— Конечно-конечно, перепившим пива на ночь придется теперь сушить свою постельку. Фу-у, как нехорошо.
— Саша, когда-нибудь я тебя задушу. Думаешь, если ты старше меня на одиннадцать месяцев, то тебе позволено все, что угодно?
— На одиннадцать месяцев, один день и пять минут. Вот эти пять минут, Леша, дают мне полное право наставлять тебя на путь истинный и любая твоя попытка свернуть с него или улететь, будут жестоко пресекаться. Вплоть до летального исхода. Знаю, мне будет больно потерять родного брата. — Санька помяла в руках платочек и картинно вытерла выступившую в углу правого глаза слезу. — Но лучше я сама залью тебя холодной водой, чем лучший снайпер курса вылетит из универа за систематические прогулы занятий, тем более, твой вылет черным пятном ляжет на мою белую, поистине ангельскую репутацию.
— Я тебя задушу два раза, первый раз и контрольный, чтобы не ожила. Твоя репутация держится исключительно на моей успеваемости.
— Точно, Лешенька, подмечено и ты у меня будешь грызть гранит науки, а я злобным надсмотрщиком стоять над одним студентом. Я маме с папой обещала приглядеть за тобой и я пригляжу, чего бы это тебе не стоило.
— Хрен ты у меня больше конспекты получишь. — сказал я скатывая матрас вместе с постельными принадлежностями в рулон.
— Санька, ты здесь? — в комнату заглянула Люся Завадская, наша одногруппница, живущая на третьем этаже общаги. Я давно точил на Люську глаз и другие части тела, но цербер, что стоял сейчас рядом со мною, перлюстрировал всех кандидаток в пассии младшего брата хуже цензуры, перлюстрирующей корреспонденцию. И чем ей Люська не нравится? И что, что она чебадка*, кого сейчас этим удивишь? Четверть группы чебады и моделируют тела на свое усмотрение. В плюс Люсе надо сказать, что свои «шарики» она сделала на мое усмотрение и ножки у нее ничего. Половина, если не все голливудские звезды чебады. — Лешка, а чего ты голый? Ты на пары идешь?
— Идете вы с Сашкой. Мелким таким шагом и быстро-быстро. Саша, ведро захвати, иначе я его на твою голову надену! — сквозь зубы прорычал я. Люся хихикнула. Сворачивая матрас я не заметил как белые мокрые семейники сползли и задница начала подсвечивать ягодицами, да и мокрая ткань не скрывала того что спереди. Сашка тут же отпрыгнула на три метра и схватив за локоток свидетельницу моего неглиже, скрылась за дверью. Ведро осталось на полу.
— Казанова, на вторую пару не опоздай! — донесся из секции голос сестры, перебиваемый дробным перестуком каблучков. Коз-за. Саша прекрасно знает, когда я могу пойти на крайние меры, типа надевания ведер на сооруженную с утра прическу и всегда успевает сделать ноги. Что в ней развито, так это инстинкт самосохранения.