Зацелованный с двух сторон, под улыбки посетителей и персонала, я покинул гостеприимное, но задравшее меня до печёночных колик, учреждение здравоохранения. Сестрёнка от греха подальше, держалась на расстоянии.
— Ладно, бить не буду, — сменил я гнев на милость, — облобызай младшего братца, разрешаю.
— Точно-точно? — уточнила диспозицию белобрысая оторва.
— Точно-точно, хотя стоило тебя приложить пару раз ремнём по пятой точке за обман брата, но понимание, что ложь была вызвана высокими побуждениями, заставляет моё каменное сердце смягчиться.
Сашка не заставила себя ждать, кулём повиснув на шее младшего брата.
— Дура, ты сестрица стоеросовая, — сопроводив слова лёгким щелчком по маленькому носику, я подержал её на весу, потом осторожно опустил на землю. — Почему не лобызаем?
— Фу, братец, инцест не для меня, у тебя есть, кому подставить щеки под лобызания, — отмахнулась Сашка. Я принюхался, аромат дорогих женских духов, перебивался странным металлическим привкусом.
— Дома, — шепнула Саша, почувствовав, как я напрягся.
Нет, не может быть. НЕТ!
— Завидую я тебе, братец! — весёлым голосом сказала она. — Мужики веками спорят кто лучше — брюнетки или блондинки, а ты отхватил себе и ту и другую!
— Всё равно некомплект, — подпустив грусти и печали, ответил я. — Рыженькой не хватает!
— Чего!? — два острых локотка синхронно впились в бока, мои фурии выразили единогласное недовольство растущим сексуальным аппетитом сбрендившего охотника, обещав выцарапать конкурентке глаза, а меня кастрировать.
Что сказать? День прошёл весело и плодотворно. Давно мы так не отдыхали. Погуляли по парку, сходили на каток, часов пять просидели в кафе-мороженом, вспоминая прошедшие недели. Я и Люба рассказывали о «буднях» охотников, Саша и Ксюша, делились воспоминаниями о работе госпиталя. Шварцкопф пошла по стопам моей старшей занозы, девушки от звонка до звонка оттрубили в одной смене. Было предложение сходить в кино, но Саша отбрехалась тем, что нас ожидает папа на «сурьёзный» разговор. Губернатор обещал приехать к семи вечера и бравому охотнику нужно привести себя в порядок.
Так-так, значит, увольнительная связана с приездом отца. Боссы городского управления прогибаются перед губернским главой. Занятно, раньше они что-то не очень гнулись. Ситуация поменялась? Проводив девушек, я взял сестру под локоток и направил стопы в сторону университетской общаги.
— Ты мне ничего не хочешь сказать?
Вместо ответа Саша порылась в кармане шубки, выудив из него «обмылок» монетки.
— Папа в курсе.
— Давно?
— Десять дней. Лёша…
— В папиной машине, Саша, я не уверен в том, что вокруг нас отсутствуют лишние уши.
— Привет, пап!
— Здравствуй, сын. Как ты себя чувствуешь? — отец взял меня за левую ладонь и придирчиво её осмотрел. — Пришили (а то ты не знаешь)?
— Отросла.
— Знал бы ты, какую мама закатила вчера истерику…
— Сдаётся мне, что ты ей ничего не говорил. Саша, ты тоже молчала в тряпочку? — Александра виновато потупилась.
— Конспираторы, дери вас за ногу…
— Кто знал, что мама будет смотреть этот чёртов головизор с чёртовой передачей, боюсь от гостиничного номера немного осталось…
— Не понял, а мама где? Она мне вчера утром звонила, — удивился я, как я понял из разговора, она звонила из дома. Семейка профессиональных врунов, блин. Понаделали секретов на ровном месте, теперь спотыкаемся всей гоп-компанией.
— В Москве, четвёртый день в командировке, сегодня вылетает, завтра жди в гости.
— А ты?
— А я, наоборот, в Москву сматываюсь.
— Боишься, что мама поступит с тобой, как с пресловутым гостиничным номером? — поддела Саша.
— Не без того, — отец потёр подбородок, — мне мои девять на двенадцать дороги, как память. Предпочитаю, чтобы материнская любовь сначала излилась на пострадавшую сторону, а там, глядишь, и супружеский гнев остынет. У вашей мамы тяжёлая рука, знаете ли. Алексей, ты мне не ответил, как себя чувствуешь? — перевёл отец стрелки со скользкой и неприятной ему темы.
— Здоров, как видишь, чего и тебе желаю, а то на тебя без слёз смотреть нельзя. Тобой скоро детишек пугать начнут и в фильмах ужасов снимать без грима. Кстати, я не один, с дочкой поздоровайся.