Мы бродили по бывшему немецкому Бреслау, удивляясь «Имперскому орлу» на канализационных люках, публичным свободным отношениям между нашими польскими ровесниками и криками «рашен швайн» из отрытых окон комнат общежития, в котором мы жили, занимаемыми такими же школьниками по обмену, но только из Восточной Германии.
Программа была разнообразна, и вечерами мы падали без сил на кровати. Сопровождали нас ребята, которые изучали русский язык и которые могли на нём изъясняться. За неделю мы подружились, и даже каждый из нас побывал на званом ужине в семье одного из польских друзей. Моего польского друга звали Пётр. Обед был вкусный, но меня не покидало ощущение натянутости отношений родителей Петра ко мне. Много позже я узнал, что большая часть поляков из некогда чешского и немецкого города – это переселенцы из тех частей Восточной Польши и Западной Украины, которые вошли в состав СССР до и после Второй Мировой войны.
Мы вернулись домой с ворохом впечатлений. А потом в Москву приехали ребята из Польши. Жили они в нашей школе, спали на наших раскладушках. Наши родители заказывали им экскурсии, а мы показывали им свою Москву.
С Петром мы переписывались ещё долго и даже отправляли друг другу пластинки.
Давно это было…
Давно это было…
Одно из, пожалуй, основных состояний в молодости – желание быть независимым. В молодости нам кажется, что независимость – это признак взрослости. Мы принимаем сомнительные решения, о которых потом приходится сожалеть. Мы считаем себя умнее остальных, а особенно родителей, которые вечно лезут со своими советами. Мы совершаем поступки, безрассудность которых понимаем значительно позже.
И, конечно же, одной из форм независимости являются собственные деньги. Чтобы не просить у папы и мамы на кино и мороженое. Или, да, что греха таить, прося на мороженое, тратить их на сигареты и пиво. И, когда появляется возможность как-то заработать, молодость опрометью бросается на любое предложение. Не все эти предложения бывают достойными, и потом зачастую эта независимость становится зависимой от помощи родителей. Но сейчас не об этом.
– Не знаю, знаете ли вы, но при поддержке райкома комсомола выделены несколько мест для работы школьникам, – немного грассируя букву «р» после прозвеневшего звонка на перемену, говорил наш учитель Экономической географии Сергей Валерьевич.
– Если кто-то хочет попробовать свои силы и официально начать свой трудовой стаж, поднимите руки, – продолжал СерВал (так его за глаза звала вся школа. – Особенно, думаю, это может быть интересно тем ребятам, кто будет поступать в медицинские институты, поскольку есть несколько мест в поликлиниках. А это начало трудового стажа в лечебном учреждении. Но есть ещё и места в отделениях Почты.
Рук было не очень много, но среди тех, кто поднял руку, был и я. А поскольку я не собирался быть врачом, и работать в поликлинике мне было неинтересно, да и выбора особого не было, я решил попробовать свои силы в одном из почтовых отделений столицы.
С направлением из райкома комсомола, характеристикой из школы и верой в свои силы я предстал перед начальником одного из отделений, которое располагалось в районе Фили.
– Конечно, нам нужны сотрудники, но детей у нас ещё не было, – начала знакомство со мной начальница отделения, женщина средних лет с густо накрашенными красными губами и в синем халате. – Есть у нас место в отделе доставки. Работа там не сложная, с деньгами не связана. Но ответственная. Выдача посылок и крупных бандеролей.
– Я согласен. Только я могу во второй половине дня, – ответил я так, как будто у меня был выбор. И мне сказали, что только три дня в неделю, без субботы и воскресенья.
– Да, условия такие. Сейчас составим график, и с завтрашнего дня можешь приступать.
На следующий день я вышел на работу. У меня появился такой же, как и у начальницы, синий халат, правда на два размера больше моего, и рабочее место на видавшем виды стуле за прилавком отдела доставки.