Смело выйдя из подъезда, не ответив на привычный скрип двери, Геннадий Андреевич получил увесистую оплеуху морозного воздуха. Он даже немного покачнулся, но, наклонив таксомоторную кепку, решительно зашагал по переулку. Снег нещадно лупил колючими снежинками в лицо, тая и сразу замерзая на щеках. Он как покоритель Северного полюса, оставленный проводниками, давно шедший один, верил, что дойдёт. Вот и спасительный переход. Тридцать девять ступеней вниз, тридцать восемь вверх.
Запорошенные снегом и огороженные наспех сооружённым сеточным забором лесные красавицы предстали перед Геннадием Андреевичем во всей своей красе. Самая большая была бережно завёрнута в пеньковую верёвку, такую же, какими перевязывали «Птичье молоко» в Праге. Продавец в синем костюме Деда Мороза выписал чек, дыхнул на замёрзшую печать, распространив вокруг запах свежевыпитой водки и маринованного чеснока, отпечатал «Оплачено». «С наступающим, товарищ», – услышал в спину Геннадий Андреевич. «Угу, и вас», – пробурчали в ответ быстрые шаги снеговикообразного покупателя.
Голова была пуста как никогда, только одна мысль вертелась, не переставая, – скорее бы домой, скорее бы домой. «Привет, старина!», – почти прокричал радостный ёлкообладатель. Два, четыре, шесть… Он подлетел к двери, роясь в кармане тулупа, ища ключи. Где же они, ну что такое. Карманы были очень глубокими, и, по обыкновению, в них хранились и платок, как оказалось с прошлой зимы, и ключи, и мелочь, а также перочинный ножик, резинка от маминых бигуди, огрызок химического карандаша и маленький блокнот. Всё это казалось совершенно нужным, и расставаться со всем этим добром Геннадию Андреевичу не приходило в голову. Ключи, как самое тяжёлое содержание кармана, были найдены в самом низу, да к тому же застряли в дырке, норовив выскользнуть наружу, порядком устав от однообразного «карман – замочная скважина – карман». Дверь радушно распахнулась, обдав раскрасневшуюся физиономию Геннадия Андреевича теплом и привычным запахом дома.
Буриме
Геннадий Андреевич сидел в своём любимом кресле. Стояло оно в углу, у окна, рядом с его любимым подоконником. Скоро можно было бы отмечать вековой юбилей этого предмета интерьера, доставшегося ещё от первого бабушкиного мужа, известного адвоката. Дедушка по известным причинам его не любил и был бы рад при случае выкинуть его прямиком из окна, но терпел его, принимая как неминуемое. Нужно сказать, что кресло было удобное, специально предназначенное для чтения. С высоким подголовником и упругими пружинами, как ни странно, сохранившими до сих пор свои функции. Правда подлокотники немного потёрлись, и Геннадий Андреевич решил после нового года отправить его в ремонт – на перетяжку. Он даже приготовил ткань, разыскав её в бабушкином чемодане. Вероятно, это был остаток от какого-то дореволюционного гобелена с неизменными пастушками и овечками на фоне полей Восточной Пруссии, а может виноградников Бургундии.
Его большая комната была в полумраке, освященная только большим абажуром, низко опущенным над сервированным круглым столом с резными ножками. Геннадий Андреевич, завернувшись в плед, старался немного вздремнуть, боясь не выдержать празднование нового года. Ведь сегодня к нему придут гости, и он впервые не уляжется спать в полпервого ночи, тихо, под нос, бранясь на соседей. Одни, те, которые за стеной, очень громко смеялись, другие, которые над ним, безудержно стучали каблуками, отбивая немыслимую чечётку, так ему по крайней мере казалось. Но в этом году всё должно быть не так, как всегда. Он же решил, что всё изменится раз и навсегда. Да, будет не просто, но он справится, справится, справится… Веки отяжелели, и он погрузился в крепкий сон.
Немало сил Геннадий Андреевич потратил на приготовления. Началось всё с покупки ёлки. Нужно сказать, что продавец не обманул. Как только Геннадий Андреевич разрезал бечёвки, плотно сдерживающие непокорные нежно колющиеся ветки, ёлка расправилась, представ во всей красе перед изумлённым хозяином. Высотой она была больше двух метров, одета в нежно зелёный наряд. А аромат, которым она моментально наполнила всю комнату, чуть не сбил Геннадия Андреевича с ног. Ему показалось, что он даже покачнулся, встряхнув головой и на мгновение прикрыв глаза. До ночи лесная красавица, поселившаяся в доме счастливого обладателя, устанавливалась в специальное ведро, занимая заранее приготовленное для неё почётное место. Потом наряжалась игрушками из заветного деревянного ящика. Каждая из игрушек бережно вынималась Геннадием Андреевичем из упаковки, освобождаясь от прилипшей ваты и старой мишуры, ей подыскивалась надёжная ветка. Порядок развешивания игрушек, правда, соблюдался со времени совместных семейных наряжаний, которые казались Геннадию Андреевичем уже сном.