Работа со словом
Больше всего редактору издания следует опасаться авторов, которых с порога рекомендуют «немедленно взять с руками и ногами, ибо являют они собой Гиляровских и белинских наших дней». Новоиспеченных «гениев» тяжело редактировать. За них или приходится переписывать тексты целиком, или выкидывать «высокую литературу» непосредственно в мусорное ведро, так и не оценив полет мысли, величину и многогранность таланта «мастера художественного слова».
Жажда облагородить творческое пространство вокруг себя литературным цветником отвратительным образом сказывается на сорных культурах и литературном укропе. Они безжалостно выкорчевываются, оставляя на клумбах пятна для розариев и альпийских горок. На газетных полосах редакторская прополка всегда грозит появлением «белых пятен», которые желательно заполнить чем-нибудь пристойным.
Только крайне непритязательный и невзыскательный читатель не изумится логике и стилистике повествования об открытии очередного мемориала «памяти жертв похода ливоно-тевтонцев на Русь святую». «Современный классик» написал в заметке для редакционной рубрики «Новости» следующее: «В парке собрались люди. Их было в избытке, и к доске не удавалось протолкнуться. Много депутатов, работников администрации района и города. Священник с кадилом исполнил мессу. К полудню публика полностью разошлась, и осталась на земле одиноко лежать доска, окропленная священнослужителем».
Придирчивый и вредный дежурный по номеру, выпускающий редактор, обязан проявить бдительность, перекроить письменное проявление потока гипертрофированного авторского сознания, секвестировав его до разумных пределов и форм, или вырезать очаг буквенной опухоли из тела будущей газеты. Оставаясь последовательным сторонником радикальных мер в отношении графоманов, я, как нетрудно догадаться, без замешательства удалял подобные шедевры с полос, и они не имели шанса увидеть изумленное лицо читателя. Высвободившееся от неопубликованных образцов эпистолярной мастурбации непризнанных сочинителей пространство предстояло украсить чем-то читабельно-осмысленным. В то позднее ночное время, что отведено было для исправлений, изменений и дополнений, «выпускающему» не оставалось ничего иного, кроме как самому писать материалы «на замену», что иногда было несколько затруднительно, особенно при усталости и опустошенности из-за утомительного творческого процесса минувших суток. Это толкало на незаурядные уловки: звонки какому-нибудь известному человеку (способному связно излагать свои мысли, дабы расшифровка интервью не требовала дополнительной серьезной корректуры). Позднее обращение к интервьюируемому обязательно объяснялось «экстренными событиями в стране» и читательским интересом именно к мнению потревоженного собеседника.
Обычно ухищрение срабатывало безотказно. Обижались и ругались единицы. Среди них отдельно отмечу председателя Ленсовета Александра Беляева.
Первая его реакция на телефонный звонок журналиста в два часа ночи выглядела так:
— Линьков, ты бы еще в 5 утра позвонил. Совсем вы там с ума в «Смене» посходили.
— Хорошо, Александр Николаевич, я обязательно выполню вашу просьбу о пяти часах утра. Однако сейчас пришло сообщение о том, что Верховный Совет РСФСР намерен утром поставить вопрос о доверии правительству. Срочно требуется ваш комментарий.
— Даже если депутатам Верховного Совета завтра что-то и как-то удастся поставить, это не принесет им искомого удовлетворения. Их желания несоразмерны возможностям президента… (Далее следует еще монолог на полторы страницы, удачно ложащийся в пробел на полосе.)
Сдав готовый номер в типографию и подписав в пять утра сигнальный экземпляр газеты, звоню, как и обещал, спикеру Ленсовета:
— Здравствуйте, Александр Николаевич! Вы просили позвонить вам в 5 утра. Сообщаю, что ваше интервью опубликовано у нас на первой полосе.
— Сволочь! Я тебя лишу аккредитации. (Неблагодарный председатель городского парламента бросает трубку.)
А у президента России Ельцина в этот час по домашнему телефону охранник гораздо вежливее отвечал: «Борис Николаевич уже спит». Или: «Еще спит».
Настоящие журналисты всегда ответственно подходят к работе со словом, будь оно письменным или устным обещанием — без разницы.
О поэтической дружбе Сафо
«А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо» — данная строка из журналистского расследования деятельности супруги бывшего питерского губернатора Владимира Яковлева и трех ее подруг сыграла роль катализатора политического землетрясения в северной столице в начале 1998 года. В редакцию поступали гневные звонки чиновников, а автору на мобильный телефон от анонимных «авторитетов»:
— Слышишь, брат, «маму» нэ трогай, да.
— Простите, вы о чем и ком?
— Сам знаешь, про Сафо…
— Нет, подождите, ведь речь о ее поэтической переписке с Алкеем… Вы пользуетесь не теми исходными данными и источниками при прочтении текста…
— Ми голову тэбэ свэрнем за «маму».
А Смольный требовал опровержений, обещал закрыть редакцию и оставить без работы журналистов. Из комитета по печати звучал зубовный скрежет, доносились угрозы организовать визиты в газету налоговой полиции и инспекции.
Не желая становиться причиной массовых репрессий и торжества принципа «коллективной ответственности», я написал и отправил в Администрацию Санкт-Петербурга несколько вариантов опровержения:
— А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, непоэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;
— Не всех этих прелестных дам объединяла одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;
— А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой не позавидовала бы сама Сафо;
— А разъединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;
— А объединяла всех этих непрелестных дам не только одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо.
Пресс-служба губернатора так ничего и не выбрала из предложенных вариантов. Вместо этого из Москвы, куда пожаловался градоначальник, приехал «мальчик от хозяев» и уволил автора строк о поэтической дружбе, и еще коллегу Татьяну Ивановну Лиханову вместе с главным редактором (за соучастие и зловредную злокозненность в попустительстве моей разнузданности). Формулировка устного распоряжения московского руководства выглядела так: «Достебались!»
О борьбе с коррупцией
Редактор газеты, в которой я возглавлял отдел «Телевидение», вернулся из поездки в Германию. В первый же день после выхода на работу вызывает он меня к себе в кабинет и, пытливо заглядывая в глаза, спрашивает:
— Это правда, что ты за каждое интервью с телевизионными звездами берешь у них по 300 долларов США?
— Нет, неправда. У меня такса значительно выше. От шестисот начинается, — иронично отвечаю, даже не задумываясь над причиной возникновения у редакционного начальства столь серьезных подозрений и вопросов.
Через пару дней коллега из другой газеты рассказала мне о том, как некая особа (в то время ведущая новостей в эфире телеканала «ТВ-пятерочка») жаловалась моему главному редактору на то, что я беру интервью исключительно у успешных, богатых звезд экрана и режиссеров, а ее напрочь игнорирую. «Наверно, он получает от своих героев по 300 долларов США за публикацию», — заключила страдающая в забвении телевизионщица.
Узнав о причине давешнего диалога с главредом, я попытался вспомнить, как выглядит жертва моего невнимания. Даже заставил себя посмотреть вечерний новостной выпуск «ТВ-пятерочки». В студии сидела доярка-орденоносица в вечернем макияже и костюме графа Дракулы. Господи, ну что о красоте ее можно написать? Нельзя же оставить без внимания девичьи переживания, тем более девушка столь необычным образом пыталась пробиться на полосы нашей газеты. И с коррупцией следует как-то бороться.