Некто Виноградов — имиджмейкер Валентины Матвиенко, (ответственный от Глеба Павловского).
Сын Валентины Матвиенко — банкир.
Место действия — бывший Дворец бракосочетания на Петровской набережной в Петербурге, ныне резиденция полпреда президента РФ в СЗФО.
Однажды Валентину Ивановну замучила ностальгия по уютному кабинету на Петровской набережной. Решила она нагрянуть туда без предупреждения. Улучила свободную минутку и — вместо воскресного вояжа в Москву по личным делам — заявилась в полпредство. В бывшем великокняжеском дворце было безлюдно. Лишь фальшивый голос и. о. полпреда напевал вдали: «Лавалетта, Лавалетта, я люблю тебя за это…»
Решительным жестом Валентина Ивановна распахнула дверь своего кабинета и широким шагом в него вступила. А там… В ее любимом дерматиновом кресле-качалке сидит Андрей Георгиевич Черненко, пьет чай с баранками — прямо за ее будуарным столиком! — и крутит на видеомагнитофоне кассеты из семейного архива Валентины Ивановны.
— Ты что, брателло, совсем страх потерял? — возмутилась Валентина Ивановна. — Тебе чего, своего кабинета мало?
— Да я вынужденный переселенец, меня со старого места Волошин согнал — сказал, что вам правительственная связь больше не понадобится, а я чтоб сидел у вертушки круглые сутки, — залопотал Андрей Георгиевич. — Вот я и сижу какую неделю, не моюсь даже.
В это время на видео придворный менестрель Розенбаум, перейдя на пошлую предвыборную прозу, рассказывал о том, как Валентина Ивановна проводила время на Мальте, в бытность ее послом. Виды Лавалетты — форта Санкт-Эльмо, дворца семи языков и бывшего дворца Великого магистра (ныне — резиденции британского губернатора) — смягчили Валентину Ивановну. Она, словно гид-экскурсовод, подхватила оду Мальте и, на два голоса с записным Розенбаумом, стала вещать Андрею Георгиевичу об истории ордена иоаннитов и о Великом магистре Жане де Лавалетте, «который основал мой любимый город в 1666 году», — на этом месте Валентина Ивановна споткнулась и подумала вслух:
— Странно, а с какого перепугу мы тогда давеча трехсотлетие справляли?
Андрей Георгиевич (который потихоньку приходил в ceбя после внезапной материализации Валентины Ивановны), стремясь сгладить недовольство начальницы, угодливо заметил:
— Мы же страна православная, нельзя же вести отсчет от сатанинских чисел. Вот мы и подправили, сделали 1703.
— Мо-лод-цы, — выдавила Валентина Ивановна, не отрывая взгляда от телеэкрана, — там Розенбаум, зарываясь в толщу истории, рассказывал о Мессалине и ее непарламентских отношениях с Калигулой. — Ну ладно, теперь он перейдет к Элладе, а ты, брателло, лучше расскажи, куда сына моего со стола подевал, он здесь в инкрустированной раме был? — вспомнила Валентина Ивановна.
Андрей Георгиевич чуть не захлебнулся чаем, а сухая крошка от баранки попала ему в дыхательное горло. Отплевываясь и откашливаясь, он с трудом подобрал слова:
— Кха-кха, Валентина Ивановна, кха-кха, я же офицер, кха-кха. Порядочный, кха-кха, человек. Да разве же я могу поступить с вами, кха-кха, с вашими вещами, кха-кха, некрасиво. И сына вашего, кха-кха, я тоже уважаю, кха-кха. Я хотел его сразу в Смольный, кха-кха, отослать. Но потом подумал, а вдруг нас обвинят в том, что мы уже результат, кха-кха, выборов знаем, кха-кха. Вот и отправил ваше сокровище, кха-кха, пока в банк, на сохранение.
«Идиот», — подумала Валентина Ивановна, перелистывая в своей памяти все, что связано со словом «сохранение». — Ну ладно, ты бы, Андрей Георгиевич, позвонил бы, что ли, Беглову. Пусть он Розенбаума к думским выборам в местную тройку «Единой России» включит. Надо же отблагодарить этого барда. А то только Виноградов все из своей зарплаты гонорары Александру Яковлевичу платит, — с укоризной подытожила Валентина Ивановна.
И с мыслями о том, что ее окружают сплошные и. о., удалилась из кабинета столь же внезапно, как и появилась.
И только эхо еще долго разносило по закрытому Дворцу бракосочетания припев любимой песни Валентины Ивановны: «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя брала…»
Патологоанатом констатировал отставку
31 декабря журналист должен быть начеку, его могут обмануть или ввести в заблуждение. В последний день уходившего 1991 года в Мариинском дворце к нам с Анной Георгиевной приблизился депутат Ленсовета, председатель исполкома «Единой партии женщин» (ЕПЖ), бывший патологоанатом Алексей Мусаков.
— Репортеры, вы чего еще не отмечаете? Хотите сенсацию?
— Да не помешает. Голодаем мы сегодня информационно и поиск ведем безуспешный…
— Ладно, записывайте: после добровольной отставки московского мэра Гавриила Попова мэр Петербурга Анатолий Собчак подал заявление президенту Ельцину о добровольном уходе с мэрской должности. Документ лежит на столе Бориса Николаевича, и мне об этом достоверно известно. Обязательно на меня сошлитесь! — Алексей Мусаков окинул нас своими мертвецкими глазами и протиснулся в буфет.
Его откровения были записаны и переданы в наши редакции. Предновогодним вечером информационную недостаточность испытывала и Светлана Сорокина вместе с редакторами информационной программы «Вести». В 23 часа, за час до боя Кремлевских курантов, в очередном эфире информационной программы Светлана Сорокина на всю страну выдала «новость» о грядущей отставке Анатолия Александровича с поста мэра Санкт-Петербурга.
Тем временем в гостях у Анатолия Александровича и Людмилы Борисовны в их питерской квартире на Мойке ужинали Мстислав Ростропович с Галиной Вишневской. Они как раз смотрели последний в 1991 году выпуск «Вестей»…
Наутро 1 января 1992 года опровержения сведений об «отставке» следовали отовсюду. Наиболее жестко высказалась на сей счет супруга Анатолия Собчака, Людмила Борисовна Нарусова:
— Гнусную и лживую информацию о болезни Анатолия Александровича и его отставке распространяют его политические оппоненты, среди которых гражданская жена одного из депутатов Ленсовета — врагов действующего мэра! — подчеркнула госпожа Нарусова.
Анне Георгиевне и мне, как авторам первой публикации на данную тему, пришлось делать соответствующий комментарий:
— Тот факт, что господин Мусаков возглавляет исполком «Единой партии женщин» (ЕПЖ), не дает оснований утверждать, что он является гражданской женой одного из депутатов Ленсовета — врагов Анатолия Александровича.
Не молчал и патологоанатом Мусаков. Оправдываясь, он переложил вину на недружественные ему элементы:
— Это удар ниже пояса! Меня пытаются поссорить с Анатолием Александровичем…
И здесь мы задали ему пару публичных вопросов:
— Что было травмировано «ниже пояса» у председателя исполкома «Единой партии женщин»? И не является ли травмированный участок тела депутата-патологоанатома хранилищем отработанной дезинформации?
Патологоаналитик
Кто такие политические трупы, как они возникают и как себя чувствуют, решил узнать на собственном опыте знаменитый патологоаналитик, вивисектор-эксцентрик Алексей Мусаков. Талантливый прозектор выдвинул свою кандидатуру на выборах депутатов Законодательного собрания Санкт-Петербурга. С замиранием сердца слежу за карьерой этого уникального специалиста, посвятившего жизнь изучению и анализу внутреннего содержания человека. Опыт и многолетняя практика позволили Алексею Николаевичу развить в себе дар политического анатома и поместить себя на одной полке с классиками питерского политтехнологического жанра.
Отдавая должное смелости и решительности бывшего работника морга, восхищен его решимостью побороться за депутатский мандат. Этот поступок Мусакова является героическим еще и потому, что он бросил свою резиновую перчатцу самому Аркадию Крамареву, генерал-депутату, председателю комиссии по законности и правопорядку, бывшему начальнику ГУВД. Алексей Николаевич не испугался уйти в политическое небытие, превратиться в объект исследования для политологических и философских факультетов, где его могут изучать как жертву нелюбимой господином Мусаковым «меритократии» (системы устройства общества, при которой статус человека определяется его способностями).