Лето уже было в стадии «самсона-сеногноя», и сложившийся распорядок дня предполагал вторую добавку заварки во время чаепития. Хозяева Цейса и их постояльцы вкушали черничный пирог со сметаной и запивкой из лесных трав. Удивительно, но никто не заметил долгого отсутствия пса, который почему-то не приставал за обедом, не клал свою баскервилью морду на стол и не смотрел укоризненно на каждую отправляющуюся в человеческий рот ложку с солянкой или вилку с фаршированной наседкой. Зато внезапное появление Цейса, его победная походка и гордое виляние хвостом привлекли всеобщее внимание. Собака с добычей в зубах перепрыгнула через забор с соседской территории на родную землю. Походкой дрессированной кобылы на выездке она подошла к хозяевам и положила на пол веранды грязный комок серой шерсти. Это был бездыханный кролик-производитель. Все переглянулись. Стало очевидно, что произошло ужасное. То, из-за чего случаются серьезные конфликты, а иногда и поножовщина.
Набравшись мужества и выстроившись свиным клином, скорбная процессия с тушкой покойного кролика двинулась к дому соседа-кроликовода. Цейса заперли в дальней комнате на чердаке, чтобы разъяренный и опечаленный владелец кролефермы не учинил самосуда. На всякий случай придумали несколько вариантов трагедии. Основная версия строилась на том, что кролик сам забежал на участок и стал кидаться на собаку. Та не поняла игривого настроя животного и перекусила ему шейку.
Соседский дом оказался пуст и заперт. Только крольчихи скакали в вольерчиках, и скрипела на ветру распахнутая дверца жилища покойного. Все указывало на то, что Цейс сумел открыть ее и вытащить оттуда кроля. Постояв минуту подле осиротевшего кроличьего хозяйства, участники траурной процессии сговорились реализовать новый план. Для этого они вернулись в свои владения, достали тазик для стирки, налили в него горячей воды, засыпали порошка «Ariel» и выстирали усопшего. Затем феном высушили чистый мех, отнесли кролика в его клетку, слегка присыпали свежей травой и заперли дверцу.
До вечера все томились в тревожном ожидании. Предполагали всякие драматические исходы разоблачения. После ужина раздался шум мотора соседского «Москвича». Заскрипели ворота. Запертый Цейс продолжал мирно спать, а его хозяева шепотом переговариваться между собой. Прошло полчаса. Калитка стукнула о стойку забора, и на лужайке перед верандой появился сосед-кроликовод. Он был непохож на самого себя, бледный, с выпущенными глазами. Нижняя челюсть скакала, словно руки больного алкоголизмом во время пляски святого Витта. Собравши силы и подтерев кулаком жидкость под носом, он дрожащим голосом произнес «Или я сошел с ума, или что-то происходит. У меня вчера скончался кролик-производитель. Я его похоронил возле сарая. А сегодня приезжаю из города, а он в клетке лежит… как живой…»
К чему я вспомнил о кролике и доге? А к тому, что одна московская «писательница», без ссылки на первоисточник, использовала эту историю и назвала «народным анекдотом».
Масштаб личности бомжа Вовчика
Вовчик работал дворником в моем доме. Его наняла жилконтора и предоставила ему служебную квартиру во дворе закрепленного за ним объекта.
Все предыдущие годы Вовчик бомжевал и собирал на помойках разный скарб и хлам, который где-то хранил, пряча от конкурентов и недоброжелателей. И как только представилась возможность разместить все накопленное барахло в отдельно взятой квартире, он с радостью воспользовался удачным случаем и обжил трехкомнатное жилище на первом этаже.
Но с работой у Вовчика что-то не ладилось. Ее оказалось гораздо больше, чем желания отрабатывать квадратные метры полезной площади. Амбиции подсказывали Вовчику, что тратить силы на уборку парадных и подворотен для него, бывшего учителя английского языка, равносильно украшению кучки дерьма цветами с альпийской горки. По этой причине Вовчик запил и завел дружбу с коллегами по «красной шапочке» с Сенной площади. Каждый день эта честная компания собиралась в «трапезной» Вовчика и приговаривала все, что посылал им Господь. Остатки божьего провидения доедали крысы, которые скрашивали одиночество Вовчика в минуты отсутствия компаньонов.
Спустя год на жилконтору снизошло озарение. Руководство обнаружило, что дом наш неухожен, а служебная квартира Вовчика — загажена. И потребовали жилкомхозовские начальники выселения экс-дворника. Прямо на улицу, в никуда. Целый месяц, каждый день, с утра и до вечера, вытаскивал Вовчик свои вещи. Когда у домуправши кончились нервы на это смотреть, она вместе с еще тремя помощницами всю неделю выкидывала остатки имущества своего бывшего подчиненного на свежий воздух. Соседям она рассказывала, что Вовчик умудрился собрать в разных местах столько стираного постельного белья (вероятно, крал из прачечных, высказала догадку бухгалтер жилконторы), что всякий раз, когда его спальное ложе становилось грязным, Вовчик испачканные простыни и-пододеяльники выкидывал на помойку, а чистые стелил.
Спустя полгода после громкого выселения следы Вовчика обнаружились на чердаке нашего же дома. Там нашли его лежанку и около сотни чемоданов причудливой модификации и древних эпох. В это время Вовчик уже лежал в больнице после инсульта и был парализован. Как говорили врачи, к обычной жизни нормального человека он уже не вернется. Поэтому власти распорядились очистить чердак от чемоданов и матрасов. А когда жэковские тетки стали выполнять приказ начальства, в одном из сундуков Вовчика выискалась его личная походная библиотека, в которой наличествовали Карнеги, Василий Леонтьев (экономист, нобелевский лауреат), книги «Как стать миллионером?», «Бизнес в стиле фанк», «Путь к успеху» и «Футурошок» Алвина Тоффлера. И только тогда жильцы нашего дома оценили масштаб личности Вовчика.
«Лебединое озеро». Культурная критика
Посетил балет Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро». Сюжет вы все знаете: Зигфрид становится совершеннолетним, «его томят неясные предчувствия», он видит белых лебедей и кидается за ними к пруду. Там он влюбляется в обернувшуюся девушкой Одетту (это не симптомы птичьего гриппа). Одетта рассказывает Зигфриду, что ее с подругами чертовски достал Ротбарт (злыдень и бука)… Ну и потом пошло-поехало.
После третьего акта в гардеробе слышу разговор между двумя бритоголовыми ценителями прекрасного: «Не колбасит! Ты же был на „Дневном дозоре", вот там спецэффекты! Помнишь, как в „ночном" эта гребаная сова превращалась? А тут! Ну что им, бабла жалко экран поставить и красивую картинку показать?» Цитата практически дословная. Теперь минута молчания…
Пока вы это все перевариваете, для развлечения предлагаю свою версию рецензии на «Лебединое озеро» представителей подрастающего поколения: «Рулезный чел клевый саундтрек для тусы замутил!»
Курортный роман
Курортный сезон в Санкт-Петербургской губернии — шанс для незначительного обогащения местных жителей. Ездили мои подруги по всяким озерным и луговым далям, искали избушку с удобствами, чтобы поселить там мать-старушку и самим наезжать время от времени с гостинцами и просто для собственного удовольствия. Забрались они в деревушку возле Суходольского озера. На окраине им повстречался мужик-скотопас со стадом коров и овец, у которого и поинтересовались заезжие петербурженки, «а не сдает ли кто в этом богоспасаемом местечке домишко на летний период»? Мужик промямлил нечто невразумительное, типа «не знаю», одновременно жестами показав, что надлежит следовать за ним.
На окраине поселка, прямо возле елового леса и в трехстах метрах от водоема, стояла покосившаяся изба и рядом с ней колыхались на ветру еще два сарая. В огороде у парадного крыльца избушки копошилась хозяйка этого имущественного комплекса. Пастух (оказавшийся мужем домовладелицы) на пальцах и парой звуковых модуляций объяснил супруге, что две девушки, стоящие у околицы, хотят арендовать на лето жилплощадь. Бабища начала подниматься из своей грядки, вырастая ввысь и вширь, словно сказочная репа, которую не могли вытащить из земли ни внучка, ни жучка, ни даже дедка. Когда хозяйка полностью выросла во все стороны, она сперва заявила, что «здесь никто ничего никому не сдает». Еще через пятисекундную паузу она поинтересовалась: «Сколько намерены платить?» — и, не дожидаясь ответа, сама выдала цифру: «Пятнадцать тысяч до осени».