Петербургские крыши остаются последним местом, где можно спокойно наслаждаться Свободой от российского государственничества, спешного течения городских улиц, навязывающих свой ритм и общество не всегда приятных персонажей. Крыши соединяют время с пространством и образуют иную реальность, где отсутствуют глупость и жадность чиновников, зависть и ненависть недоброжелателей, а есть лишь минувшие века и будущее. Где-то они пологие, местами крутые и готические, часто без перил, ограждающих край от городской бездны. Крыши дают Свободу выбора: сделать шаг вправо или влево, пройтись по острому коньку или перепрыгнуть через щель между домами, обнять печную трубу, испачкавшись сажей» неподвижно сидеть, созерцая меняющееся небо и хранимый им Петербург, или, поддавшись искушению, стать еще одним вечным их обитателем, обретя новую жизнь в легендах и чьих-нибудь воспоминаниях. И этот выбор осуществляю я сам.
Летальная закономерность
Интересную закономерность выявил я при полетах самолетами авиакомпании «Пулково» в Москву и обратно: время пути из южной столицы в северную на 15 минут короче, нежели из северной в южную. И это весьма странно, так как самолет, летящий в сторону Москвы, движется навстречу вращающемуся в его сторону глобусу (Земле). А значит, и прилетать в Белокаменную самолет должен на несколько минут раньше времени, затрачиваемого на обратный путь в сторону берегов Невы, когда он «гонится» за планетой. Объяснение этому феноменальному явлению нахожу в принадлежности летного экипажа к питерскому авиапредприятию «Пулково». Скорее всего, у наших пилотов стремление вернуться на родину превалирует над ускоренным приближением Москвы посредством землевра-щения.
Пишу это не только для того, чтобы затеять наукообразную физико-математическую дискуссию о скоростях и траекториях, но и с целью заявить о себе как о достигнувшем почвы южной столицы субъекте. Нога моя ступила на нее и сейчас будет вместе со второй ногой бродить по переулкам в районе Большой Никитской. Но сердце и иные внутренние органы, обеспечивающие жизнедеятельность души, по-прежнему пребывают в столице северной.
Нежелательное
На каждое желание в последние пару дней возникает множество нехотений. К примеру, минувшим вечером были мысли сходить в один бар и пообщаться с друзьями, а ноги исполнили совсем иную команду из головного мозга и унесли в совершенно противоположную сторону Невского. Туда, где пахнет шавермой и ночью продаются книги. Сегодня обещал пойти с человеком гулять в парк на Крестовском острове и даже сам полагал это времяпрепровождение для себя полезным и нужным, но сейчас уже нет той однозначности и решительности в планах. Гарантировал в 17 часов дать интервью о любимых питерских крышах одному телеканалу, а остались только банальные слова о трех измерениях и видах жителей Петербурга: обитателях подвалов (бомжах и простолюдинах), жителях серединных этажей (респектабельных чиновниках и знати) и съемщиках мансард и чердаков (художниках жизни, творческих натурах)… Согласился съездить в Финляндию, чтобы «прокатать визу» одной подруге (первая поездка за границу по шенгенской визе должна прийтись на страну, выдавшую эту визу), и уже представляю, сколь долгим будет путешествие, сколь утомительным… Друзья попросили написать статью о 15-летии ГКЧП. С радостью согласился. Есть много чего сказать на сей счет… Собрал мысли в единую кучку… и нет былого оптимизма и настроя на литературную работу. Лень писать… Купил в «Буквоеде» аксеновскую «Москву кву-кву». При мысли почитать клонит ко сну. Однако же и сновидения, потом не приходят… Подводя итог, констатирую, что я не хочу работать, творить, звез-дить, путешествовать, образовываться, развлекаться, спать и отдыхать. Может, пора того?
Не плюйте в Мойку, пригодится воды напиться, и как говорится…
Половину дня провел на набережной Мойки, в Михайловском саду. Сидел на граните и смотрел на воду, облака, траву с желтыми листьями и на проплывающие кораблики. Еще наблюдал за народом. Интересно, что практически каждый проходящий рядом с рекой россиянин обязательно либо плюнет в воду, либо высморкается в нее же. Иностранные гости заметили эту странную особенность аборигенов и неистово, строя гримасы жизнерадостности, машут руками тем, кто стоит на мостах. Надеются, что таким образом убедят вышестоящих не харкать в нижеплывущих. Наивняк!
О верном друге
Сегодня на моей стороне был только зонтик. Его швыряло ветром из стороны в сторону, ему выкручивало порывами спицы. Его заливало струйками дождя и брызгами мчащихся автомобилей. Несколько раз он падал на пол в барах, был даже забыт в одном из них, но возвращен новыми итальянскими знакомыми. Зонтик следовал со мной по городу, его набережным и проспектам. И слезы, стекавшие с его краев, так и не оказались росой под моими глазами. Он был единственным (не считая итальянцев), кто сегодня при встрече меня не обманул и не отрекся от всего, во что свято верит и хранит. Мы с ним стали одним целым. Все слова нежности и любви, которые мне ведомы, в переплете красноречия мастера художественного слова были сказаны ему и только ему. Он слушал и плакал… Я поверял ему самое сокровенное, то, в чем даже себе признаться не всегда могу. Констатировал истины, которые повергают меня в тоску и тяжелые раздумья. Среди них, произнесенных неопровержимых постулатов, самым справедливым было заключение о большем смысле существования зонтика, нежели его носителя.
Сейчас он стоит возле моей постели раскрытый. Под ним на полу образовалась лужа из непролитых мною слез — это водохранилище совместно прожитых волнений, грусти и тревог.
Ритмы и тембр Петербурга
Ночь мчится в ритме hi_tack live_mix@dance planet. Улицы, редкие пешеходы и дома проносятся мимо стоящего человека, оставляя размытый красный свет габаритных огней. Ощутимо быстро перемещается корочка первого льда на водной глади Мойки. Облака летят на второй и третьей космической скорости. Луна вертится вокруг собственной оси и оттого озаряет яснее солнца…
У петербургской ночи есть существенные преимущества перед днем. При дневном свете этот город тебе не принадлежит. Он заполняется какими-то существами, которые постоянно движутся и вовлекают всё в это бессмысленное перемещение. Фантазия подгоняется пассажиропотоками и распихивается локтями публики. Кругом много условностей и взаимозависимостей. Мигалки чиновников, шум в информационных каналах, акцентированная отчужденность и холодность строгих фасадов особняков, запах метро, повсеместность и хаотичность транспортной пробки, пачканые улицы, активизация неорганизованной и организованной преступности, прочие гнетущие штуковины. Ночную жизнь всегда можно самому сконструировать и выдумать. Сегодня это фуги Баха с монструозными соборами, реальным туманом и готическими образами в уме, завтра — «Времена года» Чайковского в Летнем и Михайловском садах. Послезавтра — это саксофон или валторна для одинокого велосипедиста на Дворцовой площади у Александрийского столпа.
Петербургская ночь — конструктор «Лето» для тех, кто хочет собрать свой Петербург, а не жить в том, что ежедневно подсовывают обывателю стереотипы его сознания. С воображаемого лобового стекла щетки смахивают брызги отсутствующего дождя, что дает возможность точнее разобрать все низы и высоты тембра звучащей Dark Side Of The Moon, разглядеть и полюбить город до умопомрачения, не проходящего и с лучами рассвета, и с годами, и с возрастом.