Взять ту же медитацию. Психолог, настаивая на ее полезности, будет толковать о расслаблении мышц, о циркуляции крови, о наполнении энергией и т.д. Мое понимание эффективности медитационных практик будет принципиально иным. При этом я отнюдь не отрицаю, что мышцы медитирующего расслабляются, дыхание стабилизируется, прекращаются утомительные мытарства ума... Но я бы не сказал, что именно это - помогает. Вернее, это, конечно, помогает, только... только для меня, идеалиста, изменения в душе важнее и первичнее изменений в теле, к коему я отношу и психику.
Медитация есть вхождение в состояние полноты. Ее цель - оказаться в моменте, из которого уже не нужно испытывать потребностей, кои суть желание воссоединиться с частицами самого себя, волею судеб оторванными от тебя и вынесенными вперед, в будущее, коего необходимо дожидаться, чтобы, наконец, обрести себя полностью и, что называется, "зажить". Глядя из состояния, достигнутого медитацией, любая спешка (а таковою видится любое, даже черепаховое движение) представляется крайней нелепостью. Зачем? Вопрос указывает, что спрашивающий имеет все, в чем он только мог нуждаться. Можно не гнаться, можно не быть начеку, можно не ждать. Так, медитирующему дается сделать глоток из источника под названием завершенность. Этот глоток и помогает ему справляться с испытанием, назначенным Богом, - жить в царстве относительности.
Сказать, что мое объяснение красивее - и даже этого будет мало.
47
Я уже не раз интуитивно чувствовал, что условия, при которых человек вызывает вдруг (именно -- вдруг) у находящихся рядом с ним других людей неожиданный и сильный приступ симпатии или уважения (либо же не вызывает ничего), связаны с неким сущностным моментом. Теперь эта связь стала для меня абсолютно прозрачной.
Вам это должно быть знакомо: смотришь на иного двуногого и вдруг испытываешь непреодолимое желание рассмеяться, хотя никаких видимых причин для столь буйного проявления веселости нет. Иногда, глядя на кого-нибудь, возникает стремление его обнять или, как минимум, хлопнуть по плечу. А когда мы непроизвольно думаем о нем, нам вспоминаются совершенно определенные, причем совсем не событийные мгновения. Повторюсь, речь идет о таких чувствах, для которых нет никаких вразумительных объяснений. Человек не очень-то нам близок, ничего драматичного в данный момент не происходит, но, внезапно, мы чувствуем к нему небывалое расположение, кажется, будто мы знаем его давным-давно...
Все это случается тогда, когда этот человек ведет себя безотносительно происходящему рядом. Народ веселится, а он сидит грустный. Скажу с уверенностью, что так вести себя могут только уникальные люди. И это, действительно, впечатляет. Посидите на вечеринке с печальным лицом и в вас (и только в вас!) влюбятся все присутствующие женщины. Суть в том, что когда кто-либо действует спонтанно, без оглядки на других, он проявляет себя как автономию, которая, следовательно, имеет смысл не как приложение к чему-либо, а взятая в своей отдельности. А под того, кто ни под что не подлаживается, остается только подладиться самому. Он предстает как самостоятельное явление, не ориентированное на своих реальных или гипотетических зрителей. Зрители не есть дополнение, без которого он сродни мотору, не запускающемуся из-за отсутствия важной детали; он полон без них. Он не зависит от зрителей, потому и мы, те, кто поначалу счел было себя ими понимаем, что нас как жаждущих развлечься ("-ся", напомню, это сокращение от "себя"), на самом деле, здесь нет. Во всяком случае, мы не соотносим его с собой, он воспринимается нами сам по себе, как таковой, как единственное, что есть во Вселенной и вообще как Вселенная. Когда некто воспринимает другого без соотнесения с собой... А почему бы не назвать это любовью?
На лице человека отражаются мысли о чем-то своем. Он улыбнулся не тому, что произошло в комнате, а чему-то внутри себя, каким-то мыслям или воспоминаниям. И это сразу притягивает. Ибо действие продиктовано не (или: не продиктовано) сложившимися обстоятельствами и заслуживает почтения как тайна, в которую не дано проникнуть извне. На спонтанную реакцию может подтолкнуть и внешнее событие, выбивающее из привычки проверять себя глазами других, забывая, что ты -- никто, что тебя -- нет. Принесли котенка, и обычно застенчивая девушка вскрикнула во весь голос: "Какая прелесть"! -- а затем пылко прижала его к груди. Котенок помог отвлечься от обстоятельства, что кругом на нее смотрят люди. Юноша, который прежде эту девушку не воспринимал, вдруг проникается к ней резким, щемящим приятием. У мужика, увидевшего идущего навстречу по улице инопланетянина, совершенно непозволительно отвисает челюсть: "Не... себе"! И зрители фильма разражаются хохотом, и кто-то из них мысленно включает героя в число своих друзей: "Вот с этим я бы выпил".
Уже давно я обращал внимание на то, что особенно эффектны те фотопортреты, когда человек не смотрит в объектив. И, наконец, понял, почему это происходит. Фотографируемый смотрит в сторону от фотокамеры. Таким образом, создается впечатление, будто он не знал о существовании фотографа или присутствие последнего не представлялось для него существенным. Смотри он с карточки нам в глаза, его бытие оценивалось бы как бытие-для-нас (поскольку он предполагает наше на него смотрение, то есть на что-то от нас рассчитывает и, тем самым, продает себя). Однако он глядит куда-то в сторону, мимо нас -- вспоминаются словосочетания, которые превратились в устойчивые обороты, характеризующие независимость: невзирая на нас, несмотря на нас. В таком случае его бытие обретает самостоятельное значение, что, собственно говоря, и потрясает зрителя, разглядывающего фото. Он словно бы прикасается к тайне, к фрагменту жизни, не предназначенной для чужих глаз. Эта жизнь не может рассматриваться зрителем применительно к себе -- место для такового здесь вообще не выделено -- и, следовательно, предстает как нечто святое, достойное того, чтобы занимать собой весь мир, почему мы с готовностью освобождаем для ее актуализации и ту его частичку, которую занимаем сами.
В свою очередь, человек, действующий с оглядкой на публику, учитывающий ее присутствие, подлаживающийся под других вызывает скуку. Он не запоминается, так как в нем не было ничего, не сводимого к ситуации, сложившейся вокруг него, хотя бы маленького ядрышка, лишенного пространственно-временной определенности.
48
Вскоре она повернулась к нему спиной и заснула. Крабов забеспокоился: "А мне чем заняться, пока она спит? Может, это на час, а то и на два. И как мне быть с этой уймой времени"? Он начал перебирать в уме всевозможные варианты, основными из которых были: а) негромко включить музыку; б) почитать какую-нибудь книгу; в) сбегать за кока-колой, чтобы потом медленно потягивать ее в постели. Все три способа развлечься требовали, как минимум, встать с кровати. И тут вдруг Крабов спохватился: "Что за привычка убивать время? Можно же просто лежать и наслаждаться каждым его мгновением! Зачем я, лежащий, сам себя поднимаю? Было бы понятно, если бы меня подняли обстоятельства, но сам...! Это безумие. Я так мечтал о минутах, когда ни в чем нет нужды, когда можно просто чувствовать жизнь, без намерения что-нибудь выудить из нее для себя, присущего рыбаку, который следит за поплавком из вполне конкретного интереса. Чувствовать жизнь, что это значит? Почти тривиальное - слушать детские крики, пение птичек и шум проезжающих машин за окном, прислушиваться к ощущениям в теле, радоваться нежности одеяла, свежести ветерка, проникающего в открытое окно, прикосновениям к теплой коже близкого существа... Если я все это воспринимаю, значит я живу. Это несомненное подтверждение факта моего присутствия. Я -- есмь, я участвую в жизни, в ее приливах и отливах. Если же я, занятый заботами, не воспринимаю проявления окружающего мира, меня нет, я -- не жилец. Возможность замечать красоты природы, волноваться при звуках музыки, слышать собеседника, чувствовать свое тело, отзываться на происходящее рядом и т.п. означает, что человек ожил, а оживило его обретение полноты. Возможно и обратное: ожить и обрести полноту. То есть заставить себя прислушаться к детским крикам за окном, к боли в коленке, к словам из радиоприемника -- и в скором времени со спокойной радостью удивления констатировать, что ни в чем не нуждаешься и ничего не боишься".