— Трусишь, Колоскова?
— Нет, не трушу, — неожиданно спокойно ответила Надя. — Если бы у меня была хотя капля надежды взорвать мост и для этого надо было десять раз умереть, я бы, не задумываясь, пошла его рвать. Но этой надежды нет. Можно умереть, и мост все равно останется цел. Ты ведь сам знаешь…
Дядя Степан знал, проверив не раз, что к мосту не подобраться. И когда он давал Наде час на размышление, он просто подумал: может быть, эта смелая девушка найдет какую-то лазейку, которой не приметил он, старый кубанский казак.
— Знаю, Надя… — Дядя Степан опустился рядом с нею на землю. — Так, значит, нельзя… Никак нельзя…
Девушки молчали. И вдруг раздался высокий, дрожащий от волнения голос:
— Нет, можно…
Это сказала Чижик. Шура стояла перед дядей Степаном, вытянувшись, как тростинка. Щеки ее горели румянцем.
— Можно… — в голосе Чижика послышались упрямые нотки. — Мы с Надей вплавь подберемся к мосту — и взорвем.
— Вплавь?
У дяди Степана мелькнула надежда. Улыбаясь, он посмотрел на Чижика. Но тотчас же помрачнел.
— Нет, Шура, не выйдет: вода ледяная, сведет судорогой, сразу пойдете ко дну. Потом — коряги, камни… А вода несет. Нет, не выйдет.
— Выйдет, дядя Степан! — горячо крикнула Шура. — Мы натремся спиртом. А потом… у нас кровь молодая… горячая…
— Погоди. Надо подумать.
Дядя Степан посмотрел на Колоскову. В ее глазах еще стояли слезы, но она улыбалась.
— Она права, дядя Степан: только по воде можно подобраться к мосту. Я знаю: вода холодная, легко замерзнуть. Но ведь, может, и доплывем, дядя Степан…
— Обдумать надо, девчата. Как следует обдумать… Понимаю: спирт, молодая кровь… И все же — не доплыть вам, никак не доплыть…
— Доплывем. Честное слово, доплывем! — горячо убеждала Шура.
— Ну, скажем, доплывете. Чудом доплывете. Вас никто не увидел — второе чудо. Взобрались кверху, заминировали — опять-таки чудо. Ну, а дальше что? Я спрашиваю: что после всех этих чудес? Рвать ведь надо сразу, не медля, пока вы еще на мосту. Значит — смерть.
— Ну, вот еще! — быстро сказала Шура. — Зачем умирать… Главное: мост взорвем. Понимаешь, дядя Степан, — мост.
— Другого выхода нет, — спокойно и твердо добавила Надя. — Один путь — по воде… Плывем, Чижик!
— Нет, погодите…
— Дядя Степан, разреши! Ну, разреши, пожалуйста! — и Чижик ластилась к старому казаку, как малый ребенок. — Разреши! Мы с Надей с моста прямо нырком в воду — под водой нас никакой взрыв не тронет. Ну, скажи «да», дядя Степан. Скажи…
…Ночь выдалась на редкость темной. Только на горизонте полыхали дрожащие вспышки артиллерийских залпов, на переднем крае вспыхивали и гасли разноцветные ракеты, да немецкие прожекторы у моста шарили в облаках.
На шоссе шумели машины, тарахтели телеги. Слышалась брань немецких офицеров. То тут, то там вспыхивали огоньки карманных фонариков: немцы наспех чинили шоссе, разбитое последним налетом советских штурмовиков.
В верховьях ерика, километра за два до моста, к берегу подошли Надя, Чижик и дядя Степан. За ними двое партизан несли тол и короткий обрубок дерева; к одному из сучков его была привязана веревка.
Девушки быстро разделись под дождем, — он шел с вечера, мелкий, холодный, — натерли тело спиртом.
Осторожно, стараясь не шуметь, спустили обрубок на воду. Дядя Степан подошел к девушкам. Он знал: они идут на верную смерть. Ему хотелось сказать им что-то очень хорошее — от всего сердца. Но сейчас он не находил нужных слов. И дядя Степан только обнял девушек и поцеловал.
Первой вошла в воду Надя, за ней Чижик. Холодная вода, как кипяток, обожгла ноги. Шура невольно вскрикнула.
— Девчата, назад! — крикнул было им дядя Степан, но девушки, схватившись за обрубок, уже оттолкнулись от берега.
Старый казак стоял на берегу, вглядываясь в ночную тьму. Шумела вода, шелестел дождь в кустах. По лицу дяди Степана текли слезы.
Мутная холодная вода быстро несла девушек, кружила в водоворотах, ударяла о камни, об острые края коряг, царапала, срывала кожу, но Чижик не чувствовала боли. В первый момент все тело обожгло, как огнем, потом пальцы рук начали деревенеть, становились чужими, непослушными, и судороги сводили ноги.
— Только бы доплыть… только бы доплыть, — шептала Шура.
Девушки плыли в кромешной тьме. Лишь изредка скользили по воде какие-то отсветы. Все ближе, все явственнее слышался шум на мосту.
Неожиданно в небо взметнулся луч прожектора. Описав крутую дугу, он уперся в землю, задрожал и медленно начал приближаться к реке.