Особенно тяжело пришлось нашим пулеметчикам: немцы нащупали их и старались взять в клещи.
Часто меняя позиции и продолжая отстреливаться, пулеметчики наши стали отходить к лесу. Им удалось даже вывести из строя вражеский пулемет. Но вокруг них по-прежнему выли и рвались мины и все теснее сжималось кольцо.
И, наконец, немцы преградили нашим отход к лесу…
Но тут фашисты допустили ошибку: группа немецких солдат, занявшая тропинку в горах, выдала себя одиночными вспышками выстрелов.
Мы неслышно подползли к ним и забросали гранатами: брешь была пробита. Наши пулеметчики быстро отошли в горы.
Кружным путем, задыхаясь под тяжестью мешков, чуть не бегом мы отступили к лесу.
В лагерь мы добрались только на рассвете.
Евфросинья Михайловна не ложилась. Она нетерпеливо выхватила у Причины мешок, развязала его и сказала огорченно:
— Одной грязи принесли…
В мешках действительно было много земли, и Причина ничего не ответил нашему шеф-повару.
На обед в тот день нам подали жареный картофель, щедро сдобренный луком.
Причина подошел к Евфросинье Михайловне и, улыбаясь, сказал:
— Вы маг и волшебник: из грязи — такое блюдо. Позвольте еще тарелочку.
Евфросинья Михайловна покраснела, на добрые глаза ее навернулись слезы. Она сказала тихо:
— Иногда такое слово вылетает, что потом всю жизнь вспоминаешь его со стыдом… Картошка эта кровью партизан полита, а я… «грязь»…
Смоленская служила теперь немцам передним краем обороны против партизан. Подступы к станице были сильно укреплены фашистами.
Но буквально в трех километрах от этого предгорного края немецкой обороны вилась замысловатая тропа, по которой под носом у немцев постоянно ходили партизаны. Тропу эту станичники называли «дорогой босяков». Правда ли, нет ли — хаживал по ней Максим Горький. Но несомненно, этой «дорогой босяков» уходили в горы от царских жандармов люди беспаспортные, свободолюбивые, преследуемые.
Как-то, возвращаясь с большой операции на коммуникациях в тылу у немцев, шли мы этой «дорогой босяков» к себе домой, в горы.
Янукевич, командир первого взвода, все разглядывал поля с кукурузой у края дороги. Потом обратился ко мне:
— Товарищ командир отряда! Хорошо бы нам и здесь заняться заготовками на зиму: наломать кукурузы у самой Смоленской и вывезти к себе в лагерь. Операция хотя и рискованная, но могла бы получиться интересной.
«Интересными» операциями я уже был сыт вполне. Но о «заготовках» мы с Мусьяченко не переставали думать. Наши соседи кировчане уже испытывали острую нужду в провианте. Немцы открыли все их базы и ограбили до грамма. Они могли найти и наши оставшиеся пока в земле базы — ни за что не поручишься на войне…
— Надо потолковать в лагере с комиссаром и с командирами, — ответил я Янукевичу.
План заготовки кукурузы вскоре был разработан, и через несколько дней мы выехали на хутор Шабанов. Он расположен у края предгорного леса, невдалеке от «дороги босяков».
Разведка уже произвела осмотр местности, и Евгений, встретив меня на многогорье Ламбина, доложил:
— Хутора Шабанов и Макартет свободны от постоя немцев, их гарнизоны по-прежнему стоят в Консулове, Ново-Свободном и Алексеевской. Обстановка такая же, как мы и предполагали.
Я распределил свои силы: первый, самый сильный взвод, под командой Янукевича, залег цепями у стыка дорог Северская, Смоленская — Консулово, под самой немецкой заставой. Если немцы обнаружат нас, Янукевич даст им отпор и, отходя, предоставит нам возможность незаметно отвести в другом направлении подводы с кукурузой.
Второй взвод ломал кукурузу. Третий отвозил ее на хутор Шабанов, оттуда мы перекинем ее в лагерь.
Дозоры разведки вели наблюдение за хуторами, занятыми немцами, оберегая наш левый фланг.
Работа закипела. Все шло гладко. Дело происходило, разумеется, ночью. Мы спешили окончить операцию до рассвета.
Но уборка кукурузы — работа не легкая. Мы же решили не оставлять немцам ни одного початка — пусть злятся!
Работали, обливаясь потом, торопились, и все же рассвет застал партизан в кукурузе.
Командир второго взвода, инженер Ельников, нервничал, торопил своих людей: каждую минуту мог появиться противник.
И уже от взвода охраны ко мне подъехал с донесением старшина, присланный Янукевичем: в станице началось движение немцев.
Я приказал Ельникову немедленно загрузить последние подводы и больше не возвращать их. Янукевичу же передал: как только подводы спустятся в балку, за «дорогу босяков», пусть он начнет отходить в противоположную сторону — к многогорью Ламбина.