Выбрать главу

Собрания, на которых предполагается сообщить о покушении на Могущественного господина А., видимо, будут проводиться очень широко, — сказал Добровольный арбитр, а я тут же сообщил:

В той машине ехала моя жена вместе с преследующими нас полицейскими.

Через некоторое время Ооно, слушавшая меня с рассеянным видом, вдруг усмотрела в моих словах особый смысл. По ее мнению, после тех угроз жены, бывшей жены, которые последовали несколько дней назад, события приняли неблагоприятный оборот.

Что же она теперь собирается делать?

Жена вне себя от нашего превращения и будет как безумная убеждать всех, что я есть я; тогда меня заберет полиция. А в присутствии жены говорить то, что я сказал полицейским у себя дома — будто я студент, ее родственник, — бессмысленно. Сейчас я действительно выгляжу восемнадцатилетним юнцом, но жена, мне кажется, все равно будет истошно вопить, мол, это я, и никто другой. Она решит, что я просто загримировался, и попытается содрать грим с моего лица!..

Не успел я договорить, как мы увидели слева от себя цепь полицейских, полукругом растянувшихся на некотором отдалении от университетских ворот. Прижавшись к самому тротуару, наша машина медленно двигалась вперед; полицейские были уже совсем близко.

— Даже если мы прорвем цепь у моста, нас все равно задержат. — Будущая киносценаристка отказалась от мысли проникнуть в университет на машине.

Тогда Справедливец, который сидел затаив дыхание, вдруг предложил:

Остановим машину у самых ворот, и я выступлю с протестом перед студентами, распространяющими листовки! Они сорвали митинг против строительства атомных электростанций и мой протест сочтут противозаконным! Начнется свалка, и тут подоспеет моторизованная полиция. А вы воспользуетесь этим и проникните в университет…

Мы сделаем это вместе! Одному Справедливцу устроить потасовку не под силу.

Нет-нет, я пойду один. У меня есть основания заявить протест в связи со срывом митинга. Что же получится, если такой человек, как вы, выступающий в качестве арбитра, ратующего за ненасильственные действия, без всяких оснований применит насилие? Как можете вы, Добровольный арбитр, всерьез предлагать такое?!

Я безмолвно наблюдал за Справедливцем — он вынул изо рта вставную челюсть и спрятал в карман куртки; машина остановилась, и, пока Добровольный арбитр выходил из нее и опускал спинку сиденья. Справедливец, шамкая морщинистым ртом, смотрел на меня каким-то далеким взглядом, идущим, казалось, из глубины черепной коробки. Потом повернулся к Ооно и улыбнулся ей — не то наивно, не то смущенно. Затем Справедливец присел, нагнул голову и выскочил из машины. Я, не двигаясь, смотрел ему вслед, и Добровольный арбитр поторопил меня:

— Хотите, чтобы супруга схватила вас?

Я понял, что мешкать нельзя, и, весь напрягшись, тоже выскочил из машины. За воротами шириной метров в десять, в глубине двора, наискосок направо находилось здание. Двери были широко распахнуты. Там расположились юнцы в касках, нижняя часть лица у них была замотана полотенцем. Они разом обернулись в нашу сторону — видимо, Справедливец уже что-то крикнул и, продолжая кричать, остановился напротив них, а потом стал прыгать, размахивая руками. Первым побежал Добровольный арбитр. Я — за ним. Подбежав к воротам, мы ухватились за столб и, развернувшись, понеслись к левой арке. Следившие за нами двое полицейских и жена, бывшая жена, привлеченные криками Справедливца, направились в его сторону и подошли вплотную к нему. А мы влетели на территорию университета. При этом у нас было такое чувство, будто, убегая и бросив на произвол судьбы Справедливца, мы совершаем непростительное предательство. Ведь он подпрыгивал потому, что разгадавшие его замысел студенты, которые охраняли вход в университет, тут же подлетели к нему и стали тыкать ему в бока железными трубами! Но я бежал изо всех сил, не отставая от Добровольного арбитра. Меня гнало вперед выражение глаз жены, бывшей жены, которые будто говорили, что во мне она видит нечто удивительное, отвратительное и вместе с тем комичное; жены, которая вместе с «твердым» и «мягким» полицейскими пыталась преградить мне путь. Весь ее облик был каким-то диковатым: на ней была черная кофта и яркая юбка; она недвусмысленно давала понять, что решила начать новую жизнь, ха-ха.

Я вбежал во внутренний двор и намеревался миновать безучастно, казалось, наблюдавших за мной студентов, но тут меня схватили, я упал и завопил от боли. Мой вопль был воплем от удара, в котором материализовался взгляд моей жены, бывшей жены, ха-ха. Добровольный арбитр тоже получил жестокий удар и рухнул рядом со мной на выложенную камнем дорожку — его лицо, которое он, лежа, повернул ко мне, выражало лишь удивление — почему я кричу? Но я мог наблюдать за ним лишь мгновение — верзила, поваливший меня, начал бить меня ногами по голове, животу, даже в пах попытался пнуть. К нему присоединились его приятели, студенты в шлемах, с замотанными полотенцами лицами; они стали методично истязать меня, а я вопил изо всех сил, призывая на помощь жену, бывшую жену, — единственного человека, кто мог спасти меня, ха-ха.

3