Ладно, сворачиваем очаг, забираю кирпичи, распыляю угли. Уходим.
Время перевалило за полдень, через час пути решаю залечь поспать до ночи, а там в полет. Вот как раз подходящие заросли. Укладываюсь на землю и отрубаюсь.
Глава 4
— Дедушка, когда ты был пионером, ты был примером для других? — Конечно, только не очень хорошим.
Проснулся уже затемно, практически ночь, девять тридцать вечера. Поезд стучит колесами совсем рядом. Прохожу метров двадцать на звук и вот она, железная дорога. Совсем рядом спал. Влево, дорога рассекает лес, вправо поле и виден вдали переезд через трассу. Огоньки в ночи. Темнеет медленно и тягуче, это вам не юг, где Солнце скрылось за горизонтом и наступила тьма. Сажусь на опушке, перекус, допиваю чай с остатками халы. Курю, смотрю на карманные часы, о, да они еще и светятся, хвосфор, да.
Десять часов. Звездочки загораются, одна звездочка, две звездочки, да что меня прет на пошлятину всякую. Пора в путь дорогу, дорогу дальнюю… Опять.
— Мне обязательно ложиться на пузо для старта?
— Не обязательно, раскинь крылья в стороны, дальше я все сам сделаю.
— По карте курс строго юго-запад.
Раскидываю руки в стороны и ухожу в небо по дуге, резко, как будто мною из рогатки выстрелили. Перегрузок никаких не ощущаю, свиста ветра тоже нет. И радары нас не берут. Металла нет, вот такая вот большая птица тихо парит над брянскими лесами.
— Что у нас со скоростью, как нам её измерять? Судя по мельканию деревьев внизу, скорость приличная. Только давай не будем переходить на сверхзвук.
— А ты знаешь, до сверхзвука мы не сможем. На этом принципе, встречного поглощения воздуха. Это можно сравнить с поршневым винтовым самолетом и то не всяким. По мелочи, километров четыреста в час можно выжать. Для более высоких скоростей нужно продумывать конструкцию навроде реактивного двигателя, в нашем случае — прямоточного.
— Не надо пока ничего продумывать. Десять минут в пути, а у меня уже ручонки затекать начали, причем и нагрузки никакой нет, просто в зафиксированном положении держать не привычно.
— А ты понапрягай мышцы, напряги — отпусти, так и отвлечешься.
— Макс. Надо будет озаботиться подобием плаща с капюшоном накидкой между руками и ногами. Серого цвета, для маскировки, чтобы на фоне серого неба не так заметен наш полет был.
— И будешь ты «Серый Плащ». И швабру в рукава вставить, для жесткости.
— Не, помпезно слишком. Летучая мышь — длинно, назовем это вариант Летяга. А насчет швабры, мысль неплохая. Сушай, а не надо плаща. Затемни поле. Будет тёмный ромб на темном небе. А вот мне обязательно руки в стороны раскидывать?
— Эк тебя растащило. Обязательно. Или вариант Призма, но там скорости не наберешь. Или руки в стороны. Поле ведь привязано к живому телу. От тела защитное поле у нас может выступать в стороны на метр. Заряд накопили почти семь процентов, на скорости воздух разлагать, это не то, что на земле самотеком притягивать. Почти как почва, по энергии. Так что руки в стороны держать в полете обязательно.
— Поднимись повыше, километра на два-три.
— Есть три километра.
— Мы уже летим минут двадцать, мелкие огоньки внизу не считаем, воон, на горизонте, огни большого города. Это Гомель. Правь туда. Ещё минут пять и начинай снижение, но не сильно, километра полтора до земли. Полетим над городом, в центре найдем парк там сядем. Надеюсь, пешеходы в небо не смотрят. А так, одной городской легендой больше, одной меньше.
Снижение, внизу промелькнула река и начали проплывать улицы города, освещение было неплохим весьма, особенно центр города.
— Слишком быстро летим, заходи на глиссаду!
— Знать бы ещё что такое эта глиссада!
— Так-то глиссада — это дуга, по которой аппарат заходит на посадку. Вооон там парк, закладывай плавный вираж со снижением, это и будет у нас глиссада.
Приземлились на газоне среди деревьев в парке имени Луначарского. Если кто и видел, как я стал на четыре точки посреди газона — подумает, что спрыгнул с дерева. Быстренько уходим в даль по улице Советская, вниз, к реке. Впереди площадь Ленина, заросли, река. Ночью мне в городе делать особо нечего, магазины закрыты. Время половина двенадцатого. Грабежами тут заниматься не будем. За кордоном легко, а тут не будем. Что делать до утра, непонятно. Иду по газону, избегая света редких фонарей. Но луна хоть и ущербная, но светит ярко, ночь безоблачная. И тут. Из ближайших зарослей, доносится мелодичный звон разбитого стекла и дикий вопль: бля, Сан Саныч, да что ты совсем колчерукий стал, ничего сука руками не держит, последняя чекушкааа! Да чтоб тебе повылазило! Другой голос хриплый и рассудительный: