— Васёк, не надо, ну чо ты, ну устал человек…
— Да сука если устал, херли пузырь лапать, последняя чекууушка…! Черта тебе в печенку!
Вешаю на бок сумку. Засовываюсь в заросли, знаете, в каждом парке бывает такое место, рядом аллея, оживленное движение, а пройди сквозь кусты и вот он: милый закуток, лавочка, упертая из другого места, кругом окурки, пустые фунфырики и хорошо если не наткнешься на местных завсегдатаев этого места. Лавочка тут была, навроде кладбищенской, два столбика врытые в землю и доска на них. Перед лавой стоял «стол», каменный цилиндр, наверное, старый жернов, с мельницы. От случайной встречи с этим столом и закончила свою короткую жизнь чекушка водки «Столичная». В воздухе плыл запах водки, три сосредоточенных лица уперлись взглядами прямо в мою физиономию.
Васёк и неопознанный чефан, сидели на лавочке, а Сан Саныч напротив них на пустом тарном ящике.
Из сумки извлекаю чекушку демонстративно чешу переносицу донышком бутылки и спрашиваю:
— Визивали?
— Нет!
— Визивали-визивали! Васек, ты чего орешь, как потерпевший, щас мусора налетят, вмиг спеленают.
Выхожу на «оперативный простор» и вручаю чекушку Ваську в руки. Затем чекушку неопознанному и Сан Санычу. Достаю себе и ногтем отстреливаю в кусты бескозырку. Мужики смотрят на меня круглыми глазами.
— Да тут мусоров ночью сроду не бывает, бормочет Васек.
— Ну, за наше случайное знакомство, провозглашаю я с интонациями Светличной.
И выпиваю чекушку. Неопознанный тоже поспешно высасывает пузырек и блаженно скрестив глаза на лике Луны, падает спиной назад в кусты, на лавочке остаются лежать его ноги.
Васек отпивает половину и с подозрением глядя на меня закусывает кусочком хлеба со стола.
Сан Саныч, делает большой глоток, морщится и спрашивает:
— Как звать тебя, спаситель?
— Да че меня звать, я сам прихожу. А имя моё Миха.
— И какое у тебя дело к нам, Миха?
Достаю пачку Мальборо, закуриваю, кладу пачку и коробок спичек на стол.
Задумчиво смотрю на Сан Саныча.
— Правильный ты старик, Сан Саныч, сразу в корень зришь. Нужно мне трубы на полдюйма или три четверти метров десять, да болтиков на шесть, полсотни, с гайками. Дам три червонца и по пол литре на каждого присутствующего, с закуской.
— Есть труба трехчетвертная, оцинковка. Только кусками по девяносто пять сантиметров. Двенадцать штук. Отдам все за сорок. Выпивку за болты, много есть.
— Договорились.
Сан Саныч встает: — Васек, тащи Бурчу, пошли ко мне в лодочный. Васек, пытается выковырять Бурчу из кустов, тот оживает, вдвоем они выбираются на тропу, держась друг за друга шлепают за нами. Идем по тропинке с километр, заросли сменяются заборами, дачные участки. Подходим к реке, идем вдоль берега, вот оно, перекошенное строение непонятного вида, Сан Саныч отпирает навесной замок. Да тут даже свет есть! Заползаем внутрь, длинный сарай, треть занимает приличная килевая лодка, где-то даже баркас, по стенам полки, есть верстак, старый диван, кресло. Васек с Бурчей подтягиваются к дивану, рушатся на него и отрубаются оба.
— Устали ребята, переволновались. Иди, Миха, сюда, смотри: вот трубы, их на токарном порезали точно одинаково. Потом выяснилось, что труба должна быть медная, а эту списали в утиль.
— Мне сойдет, это то, что надо. Есть болтики?
— Все есть, вот тут выбирай. Сан Саныч высыпает на верстак полведра болтиков-гаечек-шайбочек. Роюсь в кучке, выбираю полсотни болтов шесть на двадцать, гайки поновее.
— Беру все. Вот смотри, Сан Саныч, три пузыря Московской, три банки шпротов. Четыре червонца. Давай увяжем трубы в сноп и я пошёл.
Сан Саныч извлекает из пиджака недопитую чекушку и прикладывается до дна. Помогает мне увязать трубы куском проволоки.
Сумка на боку, связка труб в руке, как чемодан, покидаю обитель трех алкашей.
Полвторого ночи, до утра еще есть время. Иду вдоль реки, потом сворачиваю в лес, нахожу заросли кустов и устраиваюсь на поспать.
Просыпаюсь в восемь утра, подлая сорока, устроилась на ветке и подняла ор на весь лесопарк. Гнездо у неё там, наверное. Спускаюсь к реке, туманчик есть, но уже истончившийся.