– Давид, твоему другу Сереже Горланову приходится туго, выручай.
– Всегда пожалста, — ответил Бакрадзе, стукнул стоптанными каблуками и побежал к роте.
Мы наблюдали, как быстро партизаны девятой роты приблизились к горе, рассыпались в цепь и повели наступление на врага. Не верилось, что это те люди, которые несколько минут назад еле волочили ноги.
– Какой порыв, какая удаль в партизанах! Золотой у нас народ! — восхищался Семен Васильевич, наблюдая за атакой девятой роты. Он словно помолодел в этот момент.
– Старая закал… – начал Ковпак, но пулеметная очередь не дала договорить. Пули пропели, сбив фуражку с его головы.
– Фу, чертяка! — потер лысину Сидор Артемович
– Ранило? - встревожился комиссар.
– Да нет, только опалило.
– Сидор Артемович, Семен Васильевич, уйдите с дороги в укрытие, — сказал Панин, подавая фуражку командиру.
– И чего ты пристал? — попытался отмахнуться Ковпак.
– Я, как секретарь партийной комиссии, требую немедленно укрыться… Или для этого потребуется заседание парткомиссии собирать? — неожиданно начальственным тоном заговорил обычно тихий Яков Григорьевич.
– Тихо, тихо, Яков Григорьевич, уходим, — прошептал Руднев, оглядываясь по сторонам и сходя с тропы за холмик…
Бой был коротким и закончился победой партизан. Путь был расчищен. Колонна тронулась. Разведрота опять вышла вперед.
Спустилась ночь. Вокруг темень непроглядная. Шли, держась друг за друга. Наталкивались на камни, падали, молча подымались и шли дальше. Несколько лошадей свалилось с обрыва.
С горем пополам прошли по краю пропасти. Послышалась команда: «Стой!»
– Идти вслепую опасно, — сказал Ковпак. — Выставить охранение и дать людям пару часов отдохнуть. А тем временем посветлеет.
Люди валились прямо на дороге и мгновенно засыпали. Справа внизу проходила шоссейка Делятин – Яремча. Оттуда доносился непрерывный гул моторов. Двигались колонны автомашин. Однако это не мешало партизанскому сну. Уснул и я…
Разведчиков разбудил Вершигора, так и не сомкнувший глаз за ночь. Начало сереть. Из темноты вырисовывались очертания деревьев. Долина тонула в густом тумане. Казалось, мы находимся над облаками.
– Время выступать, — сказал Петр Петрович. - Идите, не ожидая колонны. До нашего прихода разведайте Синичку.
К Синичке подошли вместе с первыми лучами солнца. Задержались на опушке леса перед полониной. В лесу тишина. Только слышно, как с ветки на ветку перепархивают птицы. На разнотравье под лучами солнца серебром переливаются росинки.
Недалеко от опушки леса на полонине стояла пастушья хата. Не заметно никаких признаков жизни. Где же отары, которые мы вчера видели с горы?
Соблюдая предосторожность, выбрались на поляну и вошли в хату. Никого. В печке вмазаны два больших котла. В углу прямо на полу – куча грязной каменистой соли. На лавке несколько кусков брынзы и засохшего овечьего сыра. Гапоненко разрезал их на кусочки по количеству разведчиков. Каждому достался кусочек величиной с половину спичечной коробки. Хлопцы положили их в рот и сосали.
Выслав три отделения для осмотра леса за полониной и горы Синички, я с остальными товарищами тщательно обследовал хату, надеясь найти что-либо из продуктов. Напрасные старания.
Судя по всему, жилище покинуто не так давно. Во всяком случае, после дождя. Об этом говорят следы людей и овец вокруг хаты. По-видимому, и сюда дошло распоряжение немецкого командования.
Неужели и здесь нас постигнет неудача с продуктами? Нет. На этот раз нам улыбнулось счастье. Правда, небольшое, но все же счастье.
Из леса возвратилось отделение Землянко. Разведчики привели с собою пастуха.
– Вот, — ткнул пальцем в сторону гуцула Антон Петрович. — Нашли.
– День добрый, пан товарыш, — сказал пастух, теребя в руках шапку.
– Вы здесь одни? — спросил я, поздоровавшись.
– Так, пан товарыш. Остатни з вечера отару до Яремчи погнали.
– А вы почему остались?
– Я з пятком вивцив тут залышився.
Что такое? Не ослышался ли? Я переспросил:
– Как вы сказали?
– Я там схроныв овечек, — указал он в сторону леса.
– Вы можете продать их нам?
– А на що продать? Отдам так, без грошей…
Не теряя ни минуты, я отрядил гуцула с отделением Землянко за овцами. Пока они ходили, хлопцы налили в котлы воды и разожгли печку. Я собрал польские злотые и немецкие марки, какие были у разведчиков, и вручил их гуцулу, как только пригнали овец.
Пастух помог зарезать и разделать овечек. Вског ре котлы были заполнены бараниной.
Вершигора подоспел, когда первая закладка мяса была готова. Разведчикам выдали по куску баранины и по кружке бульона. Остальное передали помпохозу Павловскому.
– Жить стало лучше, жить стало веселее, — пропел довольный Юра Корольков, облизывая пальцы.
А Журов уселся на деревянной колоде и, подражая гуцулам, запел: Э-э-й!
На высокий полоныни
Витэр повивае-е-е. Сыдыть вивчар молодэнькый
Та й на трэмби грае-е-е…
– О, той товарыш дуже добрэ спивае, — похвалил гуцул и, раздобрившись, угостил партизан самосадом.
Кому не досталось курева, те подсаживались к счастливцам и наперебой заказывали сороковки, двадцатки, бычки и губожечки. Первый имел право выкурить шестьдесят процентов самокрутки, последнему доставалось на одну затяжку, да и то через соломинку. Но и этому были рады. Все-таки табак, а не листья деревьев.
– Наш «гуцул» развеселился, — подшучивали разведчики над Журовым.
– А что солдату нужно? Был бы харч, — сказал Юра.
– Не всяк весел, кто поет, — серьезно ответил Журов и затянул:
Удовыцю я любыв, подарункы ей носыв…
Часам к десяти соединение заняло Синичку, урочища Шевка и Лазек и горы, примыкавшие к ним.
Гора с птичьим названием Синичка выглядела совсем не по-птичьи. Вершина представляла собой нагромождение камней, лишенных какой-либо растительности. Чуть пониже вершины гора опоясана лесом и кустарниками. Восточные и западные скаты крутые, покрыты редким кустарником. Синичка изрыта полуразрушенными окопами и траншеями времен первой мировой войны. В этих траншеях заняли оборону роты Сережи Горланова и Давида Бакрадзе.
Не успели мы как следует расположиться, разведчики доложили о подходе противника. С высоты была хорошо видна дорога, по которой к подножию горы подъезжали автомашины с пехотой.
Уверенные в своих силах гитлеровцы высадились из машин и начали взбираться по склону. Они шли легко, умело преодолевая крутой подъем.
– Эй, кацо, видно, эти фашисты немало гор излазили, — сказал Давид, обращаясь к Горланову.
– Я бы тоже легко полез, если бы меня к ней на автомашине подвезли, — отозвался Сережа.
– Посмотрим, как они отсюда будут лететь. Подпустим, кацо?
– Подпустим, — согласился Горланов и поспешил к своей роте.
– Стрелять только по моей команде, — отдал распоряжение своим подчиненным Бакрадзе.
На гору взбиралось около батальона противника. Послышалась лающая речь. Идут смело. Видимо, не подозревают, что их ждут партизаны. Вооружены легко. В руках длинные палки. Одежда и обувь специально приспособлены к действиям в горной местности.
Когда противник подошел метров на пятнадцать-двадцать к обороне, Бакрадзе подал команду:
– По фашистам, огонь! — И метнул гранату.
Заговорил весь восточный склон горы. Автоматные и пулеметные очереди партизан косили гитлеровцев. Гранаты довершали дело. Отборные фашистские головорезы двадцать шестого полка альпийских стрелков не ожидали такого ошеломляющего удара партизан. Они, оскалив по-волчьи зубы, катились с горы, оставляя на ее склонах убитых и раненых, даже не пытаясь их унести.
Атака была отбита без потерь с нашей стороны. Партизанам достались трофеи: оружие, документы, а главное – фляги с кофе и галеты.