– Не сумели овладеть высотой, пробивайтесь на Ославы вдоль шоссе, — приказал Семен Васильевич командиру второго батальона.
Однако роте второго батальона не под силу было пробиться на Ославы. Она несла большие потери, но продвинуться не могла. И тут комиссар пошел на крайность.
– Капитан, берите разведчиков и идите на помощь Кульбаке, — приказал Руднев.
– Товарищ комиссар, я оставлю один взвод в вашем распоряжении, — предложил я.
– Вы слышали приказ? — рассердился Руднев.
– Слышал, но взвод оставлю, — упорствовал я.
– Пока мы торгуемся, там гибнут люди, — указал комиссар вперед, где истекала кровью рота Кульбаки. — Оставьте отделение, остальных ведите.
Приказав Осипчуку оставаться с комиссаром, я повел роту вперед. Но не успели отойти и пятидесяти метров, как нас нагнал Осипчук с отделением.
– Почему ушли? — спросил я.
– Прогнал, — ответил Володя. — Чуть к трусам не причислил…
С комиссаром осталось всего три человека: лейтенант Деркач, Галя Борисенко и комендант Скрыльников…
Маскируясь редким кустарником и высокой травой, разведчики короткими перебежками пробирались вперед. Нас заметили немцы с высот и начали обстреливать. Пришлось ползти по-пластунски.
Роту второго батальона разыскали на берегу ручья. Партизаны вели перестрелку с противником.
– Почему не наступаете? — спросил я.
– Попробуй. Видишь, сколько их, а у нас в роте осталось человек пятнадцать, — ответил командир взвода, указывая на немцев, которые залегли в кюветах. Их было около пятидесяти. Чуть дальше мелькали фигуры перебегавших солдат. Со стороны Ослав доносился гул моторов.
– Подкрепление гитлеровцы подбрасывают, — проговорил кто-то из партизан.
– Где комбат?
– Возле мостика.
Пробравшись к мостику, я увидел Кульбаку и Шульгу. Они лежали в цепи партизан и стреляли по немцам. Мое появление обрадовало их.
– Какие указания? — спросил меня комбат.
– Прорываться на Ославы Белые, — ответил я.
– Шо ж, хлопцы, покрепче затягивайте ремни, будем пробиваться, — сказал Кульбака, обращаясь к бойцам.
Всего в двух ротах насчитывалось около сорока человек. Большинство партизан роты второго батальона вооружены винтовками, поэтому разведчики, вооруженные автоматами, представляли основную огневую и ударную силу.
– Силы примерно равные, — сказал я. — Решимости драться у нас в сто раз больше, чем у противника. Кроме того, мы не имеем другого выхода. Должны любой ценой пробиться.
– Ты, Иван Иванович, считаешь только тех фашистов, которых видишь вблизи, — сказал Шульга. — Надо учитывать и тех, что сидят в глубине обороны и на высотах. Мы только поднимемся, как во фланг и в спину ударят пулеметы с горы.
– Что вы предлагаете?
– Предлагать здесь нечего, надо прорываться. Я говорю к тому, что каждому из нас придется драться против пятерых, — пояснил Шульга.
Против этого нечего было возразить. В действительности немцев было намного больше, чем предполагал комиссар. Однако раздумывать не было времени. Кульбака подал команду приготовить гранаты и, когда прогремели гранатные взрывы, поднял роты в атаку.
Партизаны в один миг перемахнули через ручей и, стреляя на ходу, с криками «ура» бросились на врага. Раненая рука мешала бежать, и я еле поспевал за товарищами, даже не пытаясь вести огня из автомата. Могучая фигура Кульбаки была в первом ряду атакующих.
Немцы находились метрах в двадцати от нас. Оглушенные гранатами и автоматным огнем, они растерялись и побежали. Их настигали партизаны и расстреливали в упор.
– Бей фашистов! — выкрикивал Шульга, посылая очереди по врагу.
Я бежал шагах в пятнадцати позади атакующих. Бросил взгляд влево и увидел немецкую цепь, которая появилась из-за холма и спешно залегла на косогоре, метрах в пятидесяти от нас. — Слева! — крикнул я.
Этого было достаточно, чтобы партизаны поняли, какая угроза нависла с левого фланга. Они развернулись в сторону немецкой цепи и открыли огонь. Но в это время ударили немецкие пулеметы справа и слева. Спереди выросла новая цепь гитлеровцев и двинулась навстречу нам.
– Ложись! — подал команду Кульбака и первым плюхнулся на землю. Его примеру последовали все.
Припав к земле, партизаны начали отражать контратаку немцев. Я лежал за кочкой, следил за боем и с ужасом заметил, что сопротивление становится все слабее. Автоматы один за другим прекращали стрельбу. «Неужели убиты?» - подумал я. Но нет! Остроухов и Осипчук возобновили стрельбу. Журов менял магазин. Отлегло… Стрельба вновь достигла высокого накала. Гитлеровцы залегли и начали усиленно отстреливаться. Силы наши таяли.
– Стрелять только наверняка, — передал по цепи Осипчук.
Предостережение было своевременным. Почти все автоматчики имели только по два магазина. По одному уже израсходовали. Второго ненадолго хватит. Надо заряжать опустевшие. А как это сделать, если на тебя летят пули с трех сторон. В дополнение ко всему мы потеряли четыре человека. Ко мне подползла санитарка Лида Соловьева и доложила, что Коля Соловьев ранен в ногу, а Тоня в грудь, навылет.
– Как попала к нам медсестра батареи? - спросил я.
– Ночью отбилась от своих.
– Ходить могут?
– Вряд ли…
Неприятные вести. Надо принимать меры. Помощи не видно. Я подполз к Кульбаке, чтобы посоветоваться.
– По дороге нам не прорваться, — сказал он.
– А если даже прорвемся здесь, противник впереди снова перекроет. Для этого у него сил хватит, — проговорил Шульга, прислушался и продолжал: — Позади бой стих. Видимо, наши отошли.
– Не может быть! Нас бы предупредили, — не согласился Кульбака.
– Похоже, что комиссар прав, — сказал я. — Надо послать на связь.
– Послать-то следует, а удержимся ли мы здесь? — размышлял комбат.
– Отведем к ручью. Там выгодный рубеж для обороны. Ребята дозарядят магазины, тем временем вернутся разведчики, — предложил я.
Со мной согласились. На связь отправились Гапоненко и Остроухов. Остальные отползли к ручью и расположились вдоль берега.
Противник не был особенно активен, обстреливал, но не наступал. Видимо, немцы считали,что нам некуда деваться… Но крутые высокие берега служили для нас хорошим укрытием. Партизаны спешно дозаряжали магазины. Я пробрался к раненым, над которыми хлопотали Лида Соловьева и Аня Василец.
Тоня сидела без кофточки, в разорванной рубашке. Она тяжело дышала. При каждом вдохе и выдохе в груди у нее шипело, свистело и клокотало. Над ранками вздувались и лопались кровянистые пузырьки. По белой груди тонкой струйкой сочилась кровь. Круглое красивое личико ее побледнело… Скольких раненых товарищей вынесла из боя эта невысокая, но сильная девушка! А скольким облегчила страдания своим теплым, ласковым, душевным отношением!
– Не повезло тебе, Тоня, — сказал я, обращаясь к девушке.
– Да ничего… Дышать вот только трудно, — ответила она прерывающимся голосом.
– Надо приготовить носилки, — сказал я Осипчуку.
– Я пойду… С сумкой как? — сказала Тоня, указывая глазами на сумку с красным крестом, как будто вся трудность заключалась в том, как с ней поступить.
– Об этом не беспокойся, — успокоил я девушку. — На всякий случай носилки сделаем. Хорошо, если сумеешь идти, а если нет…
Лида хлопотала возле раненой, накладывала повязку. Чуть в стороне лежал Коля, ногу которому бинтовала Аня. Он на все лады ругал немцев.
– Куда же тебя стукнуло?
– В мягкое место… Садиться нельзя, — ответил неунывающий разведчик. — Вы обо мне не беспокойтесь. Я и на одной ноге дойду, куда хотите… Ребята мне уже и помощника приготовили, — указал он на палку…
Ждали разведчиков. С их возвращением я рассчитывал раненых отправить в санитарную часть. Однако получилось не так, как мне хотелось. Гапоненко и Остроухову не удалось связаться с комиссаром. Противник отрезал нашу группу от главных сил. Мы оказались окруженными на малом пятачке.