Мы сидели в кустах и с тревогой следили за приближением «рыжей бороды» к кустам.
Нас палило солнце. Мучила жажда. Петя, Костя и Володя начали рыть колодец. Финкой вырезали квадрат дерна, а затем начали выковыривать влажный суглинок. Они рыхлили грунт ножом, а затем выскребывали его руками. Лунка постепенно углублялась. Почва становилась влажнее. Наконец появилась жидкая масса пепельного цвета. Мы пустили в ход крышки от котелков. Со стенок колодца тонкими жилками стекала мутная жидкость. Когда колодец достиг метровой глубины, на дне появилось нечто подобное ключу. Глубже рыть мы не имели возможности: не было инструмента. Пришлось довольствоваться достигнутым.
Мутная подпочвенная вода медленно стекала в наш колодец. За двадцать-двадцать пять минут наполнялась крышка от котелка. Вода была перемешана с илом. Мы процеживали ее сквозь марлю, свернутую вчетверо. Однако и после этого на зубах хрустел песок.
– Ну, как там? - спрашивал Рыбинский.
– Тече помаленьку, — отвечал Стрелюк, вспоминая кинофильм «Тринадцать».
Вода имела горьковато-болотный привкус. Но ее все-таки хватало для утоления жажды.
День тянулся медленно. Зато косарь приближался быстро. Разведчики залегли. Может, не заметит. Не будет же он кусты срезать. Но вот он подошел вплотную к кусту, замахнулся косой и, изумленный, застыл на месте.
– Тихо, — поднял палец Кормелицын.
Он постоял миг.
– Не показывайтесь… Полицаи, — сказал крестьянин и деловито взмахнул косой, продолжая обкашивать кусты.
У нас отлегло от сердца.
Несмотря на рыжую бороду, мужчина выглядел молодо. Ему нельзя было дать больше сорока. Что его заставило отпустить бороду? На оккупированной немцами территории можно было встретить мужчин разного возраста. По-разному для них сложилась жизнь. Одни отстали от своих частей при отступлении и возвратились к своим семьям или завели новые. Другие по каким-либо причинам не были мобилизованы. Третьи бежали из плена и не могли перейти через линию фронта. А были и такие, которые просто увильнули от службы в Красной Армии, то есть дезертировали.
Теперь перед ними стоял нерешенный вопрос: как поступать? Идти в полицию? Ехать в Германию? Или идти в партизаны? Наиболее сознательные шли в леса и пополняли ряды народных мстителей. Были и такие, которые по разным причинам шли в полицию. Но были и такие, которые не шли ни в партизаны, ни в полицию. «Авось удастся отсидеться», — рассуждали они. Такие вели себя ниже травы, тише воды. Старались быть незаметными, остаться в тени. Хотели «на всякий случай» быть «хорошими» и к полицаям, и к партизанам. Чтобы избежать Германии, отпускали бороды, одевались неряшливо, прикидывались дурачками. Однако так продолжаться долго не могло. Немцы разоблачали их тактику. Забирали хлеб, скот, а самих угоняли на работы в Германию.
К категории выжидающих, видимо, относился и косарь «рыжая борода». Перемолвившись с нами несколькими фразами, он закончил свой загон, вытер косу, вскинул ее на плечо и неторопливой походкой направился к роще, где косари, развернув свои узелки, приступили к обеду. Вместе с ними трапезничали и полицейские.
Мы следили за «рыжей бородой». Он сидел в сторонке от полицейских и в разговор с ними не вступал. Это нас окончательно успокоило. Наш отдых не был нарушен…
Может показаться смешным описание мелочей.
Но встречи с такими мелочами приучали нас к выдержке, спокойствию, хладнокровию. День ото дня мы привыкали к перенесению жары и холода, дождя и бури. У нас вырабатывалось чутье в выборе места для дневки. Мы научились укрываться от врага в кустарниках, расположенных непосредственно у шоссейных дорог, в посевах, среди скошенных хлебов, в огородах и других местах.
Усваивая все эти мелочи, мои юные товарищи превращались в храбрых воинов и опытных разведчиков, способных самостоятельно решать возложенные на них задачи.
НА „ЖЕЛЕЗКЕ"
В начале июля группа достигла своего района действий: Бахмач, Конотоп, Ворожба, Глухов. Нам предстояло контролировать работу железных и шоссейных дорог в этом районе. Особенно нас интересовала железная дорога Конотоп-Ворожба.
Наличие двухсот пятидесяти килограммов взрывчатки позволяло производить диверсионные работы.
Прежде чем приступить к работе, надо было выбрать место для базы. Оно должно отвечать требованиям безопасности, иметь скрытые подступы и находиться вблизи воды.
После тщательных поисков мы остановили свой выбор на роще, покрывающей два оврага и высотку, заключенную между ними. Группа расположилась в редком дубняке, заросшем густым кустарником и молодыми липами. В одном овраге бил родник, вода в нем оказалась на редкость холодной и вкусной.
По нашему мнению, эта роща подходила нам еще и потому, что в ближайших селах было большое количество полиции. Фашисты считали район благонадежным. Мы как бы находились «под охраной полиции».
Начались горячие деньки. Группы разведчиков по два-три человека посменно уходили на выполнение задания. На базе оставались лишь радистка и два-три разведчика, которые отдыхали и в то же время охраняли базу. Людей не хватало, поэтому Дуся наравне со всеми дежурила на посту, кроме того, выполняла обязанности повара.
На первое задание к железной дороге Конотоп- Ворожба пошли со мною Саша Гольцов, Костя Рыбинский, Решетников. С собой взяли только самое необходимое – автоматы, гранаты, финки, взрывчатку и плащ-палатки. Перед уходом договорились о порядке возвращения. Установили пароль. Наметили место для установки сигнала опасности, чтобы, в случае обнаружения противником базы, возвращающиеся с задания не попали в засаду.
Старшим на базе остался Кормелицын. Кроме охраны базы и радистки, он должен был более точно изучить обстановку в ближайших селениях.
С наступлением вечера мы покинули рощу. Шли налегке и не чувствовали усталости. Под ногами звенел твердый чернозем. Воздух сухой, чистый. От рощ тянет сладковатым запахом цветущей липы…
К назначенному месту пришли задолго до рассвета. Разыскивать железную дорогу не пришлось. Она сама о себе говорила. Через каждые двадцать пять-тридцать минут с нарастающим гулом и грохотом проходили эшелоны. Эшелон удалялся, затихал грохот, и наступала зловещая тишина, нарушаемая лишь приказом перепелки: «Спать пора! Спать пора!» Однако нам спать не время. Такая уж наша работа: бодрствовать – когда другие отдыхают, отдыхать – когда другие трудятся, но все время быть на боевом взводе.
Открытая равнинная местность не позволяла нам в светлое время находиться близко возле дороги. Необходимо было до рассвета найти место для наблюдения.
Осмотрелись… Вокруг ни единого кустика.
– Для наблюдения не обязательно кусты. Поищем что-нибудь другое, — предложил Саша Гольцов, круглолицый юноша с вихрастым чубом. Стройный и крепкий, он всегда был подтянут и аккуратен. По всему видно – парень лихой. Только этим и можно объяснить, что в свои девятнадцать лет он уже успел жениться.
Отошли от железной дороги и остановились возле холмика, обросшего высоким татарником.
– Будем располагаться здесь, — указал я на холмик.
– Да, но как забраться в этот теремок? — спросил с иронией Костя.
– А вот так, — Саша автоматом раздвинул колючие, жесткие стебли татарника, шагнул вперед и опустил стебли, они скрыли его от наших взоров. Действительно, теремок. Кругом цветы, жаль только, что колючие.
Приступили к оборудованию наблюдательного пункта. Саша Гольцов и Костя Рыбинский рвали траву, Саша Решетников маскировал следы, а я забрался в куст и начал расчистку. Пришлось под корень срезать несколько стеблей. Однако это не нарушило маскировки. Места для четырех человек оказалось достаточно.
К восходу солнца мы лежали на душистой, еще влажной от росы траве. Над лиловыми цветами татарника появились первые труженики дня – пчелы. Дыхание легкого утреннего ветерка заставляет перешептываться колосья перезревшей ржи. Перед нами полоска проса, засоренного желтой сурепкой. Дальше выпасной луг, а за ним железная дорога.