– Нас интересует товарищ, которого ваша полиция забрала у будочника.
– Полиция такая же наша, как и ваша, — с обидой ответила девушка. Помолчала, вспоминая что-то, затем добавила: — В госпитале есть раненый, которого немцы называют десантником. За ним строгий надзор. Его считают офицером, коммунистом. А мы все его боимся. Думаем, что гестапо специально подослало провокатора, чтобы выявить настроение персонала. Всё подпольщиков ищут.
– А что, в Глухове есть подпольная организация? Возможно, вы с ними связь держите? — задал наивный вопрос Костя.
– Что вы? — замахала руками Галя. — Разве туда таких, как я, примут. Да, наверное, немцы их сами выдумывают, чтобы был предлог для расправы с населением. Они уже не раз объявляли, что разгромили подпольщиков…
– Как здоровье Леши?
– Какого Леши? Вашего товарища зовут Лешей? — спросила девушка. — Он никому не говорит ни фамилии, ни имени… Уже ходит, но рана запущена и плохо заживает.
– Это наш командир. Его надо вызволить, — обрадовался Костя. — Ему надо во что бы то ни стало устроить побег. Понимаете? Любыми средствами.
– Не знаю, как это вам удастся. Это очень трудно, — сказала задумчиво Галя. — Госпиталь охраняется. Вход на территорию по пропускам.
– Мы рассчитываем на вашу помощь. Подумайте хорошенько.
– Что вы? Разве я могу взяться за такое дело? Нет, нет…
– Ведь речь идет о судьбе человека.
– В том-то и дело. Что я могу одна сделать? Сама погибну и ему не сумею помочь.
– А вы подумайте. Может, найдете кого, кто поможет вам. Мы заплатим, сколько запросят…
– Да разве дело в деньгах?
– Деньги могут потребоваться, чтобы подкупить часового…
– На подкуп немцев никто не решится…
– Ну, все-таки подумайте, как можно спасти товарища, — настаивал Костя.
Девушка долго не отвечала. Стрелюк ее не торопил. Наконец Галя подняла на Костю глаза, полные решимости, и сказала:
– Я не обещаю, что непременно вызволю, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Но он осторожен, и мне не поверит. Он ни с кем не разговаривает.
– Вы ему передайте привет от Бережного, и он вас поймет. Для убедительности скажите, что за ним приходили Володя и Костя.
– Привет от Бережного, — повторила Галя. — Хорошо, передам.
– Результаты мы придем узнать у вашей мамы.
– Когда же вы придете?
– Об этом не могу сказать. Может, через неделю, а возможно, через месяц.
– Опасаетесь сказать? — спросила она, улыбаясь.
– Мы вам не опасаемся доверить судьбу товарища… Мы не знаем, когда придем… Так мы на вас надеемся.
– Я постараюсь, — пообещала Галя и после некоторого молчания с грустью добавила:
– Смотрю я на вас и завидую – свободные вы птицы. Даже не представляете, как тяжело работать, когда каждый день умирают твои товарищи. В селе меня все считают предательницей. С мамой соседки не разговаривают из-за того, что я работаю у немцев. Говорят, отец погиб от фашистов, а дочь помогает убийцам. Что же я должна делать? Как нам с мамой жить? — девушка склонилась к березке и заплакала.
Стрелюк растерялся от этой девичьей слабости и от того, что услыхал. Чем он мог ее утешить? Ему самому было нелегко. Он только сказал:
– Не плачь, Галя. Этим горю не поможешь.
– Вы правы. Простите. До свидания, — сказала девушка, вытерла слезы и пошла из леса.
Разведчики не сразу ушли с места встречи. Они стояли и смотрели вслед удаляющейся девушке. Галя шла медленно, но ни разу не оглянулась. Она шла в село, где ее считают предательницей, а она, чувствуя себя невинной, не может сказать этого открыто. Видно, много горя накопилось в ее молодом сердце, если она решилась излить его незнакомым людям. То ли она почувствовала искренность разведчиков, то ли ее подкупила форма советского воина. Трудно понять. Но Костя Стрелюк и Володя Савкин понимали ее и искренне жалели…
Стрелюк и Савкин покидали место встречи с чувством не до конца выполненного долга. Судьба товарища оставалась загадкой. Жизнь его висела на волоске…
Мы с большим вниманием выслушали. рассказ Кости и Володи. Всех поразил неожиданный поворот в судьбе нашего друга. На спасение почти не оставалось надежды. Что может сделать одна девушка, если ее окружают враги, которых интересует раненый Леша?
Установилось тягостное и длительное молчание. Кусты шумели от моросящего дождя. Время от времени по верхушкам деревьев пробегал легкий ветерок, и тогда над нашими головами раздавался дробный стук. Это на плащ-палатки, натянутые между деревьями, с листьев падали дождевые капли.
– Неужели Леше суждено погибнуть в немецком плену, и мы его больше не увидим? — ни к кому не обращаясь, проговорил Савкин.
Но нет! Наш дорогой друг не погиб…
…Забегая вперед, расскажу все, что произошло с ним.
…Май 1944 года. К этому времени я был начальником штаба партизанского полка в Первой Украинской партизанской дивизии имени Ковпака. Полк располагался вблизи белорусского партизанского аэродрома генерала Комарова в Пинских лесах, недалеко от Большого Рожина. Мы принимали с Большой земли самолеты с грузами для дивизии и отправляли раненых. Соединение готовилось к очередному рейду по тылам врага.
Штаб полка размещался в большом сосновом бору в палатках и шалашах.
Однажды утром я возвратился с аэродрома и лег отдыхать. Но уснуть мне не пришлось. К моей палатке подошел командир батальона Саша Тютерев и хриповатым голосом сказал:
– Иван Иваныч, к тебе пришли.
– Пусть сюда войдут, — сказал я, недовольный тем, что помешали отдыху.
– Товарищ капитан, разрешите! — услышал я до боли знакомый баритон с волжским выговором.
Меня как ветром вытолкнуло из палатки. Передо мной стоял младший лейтенант Леша Калинин. Да, тот самый Леша, с которым я без малого два года назад прилетел в тыл врага, но уже не сержант, а младший лейтенант.
Он почти не изменился, только чуть раздался в плечах и возмужал. Офицерские погоны придавали ему солидность. Все это я успел заметить, прежде чем попал в крепкие объятия друга, которого считал погибшим.
Излишне описывать ту радость, которую вызвала наша встреча. Она понятна. Ведь и Леша о нас ничего не знал.
Мы забросали друг друга вопросами.
Леша рассказал, что он, находясь в плену, не терял надежды на побег. А когда Галя взялась помочь ему, окончательно убедился в реальности своих намерений.
Рана заживала. Приближалось время его выписки из госпиталя. Тем временем Галя стала работать в госпитале сестрой-хозяйкой. Она и придумала вывезти Лешу из лагеря с узлами грязного белья. Чтобы войти в доверие, Гале пришлось немало обещающих улыбок подарить немецким часовым. Она улыбалась даже тогда, когда в проходной гитлеровец щипал ее или шершавой ладонью гладил по щеке. Это возымело силу. Она для немцев стала «своим» человеком. У нее даже пропуска не спрашивали.
Настал решающий момент. Галя с помощью своего товарища, который работал ездовым, упаковала Лешу в грязное белье и вместе с другими узлами уложила на повозку. Подвода направилась к выезду из лагеря. Девушка сидела на узлах и старалась придать своему лицу веселое выражение, хотя внутри у нее все тряслось от страха. Возле ворот подвода остановилась. Подошел часовой.
– Курт, ловите, — крикнула Галя и кинула розочку.
Курт на лету подхватил цветок, заулыбался, показывая гнилые зубы, и возбужденно заговорил:
– Данке шен, спасибо… – Открыл ворота и сказал: — Ехайт…
Подвода выехала из лагеря, а Галя, радостная и сияющая, посылала воздушные поцелуи гитлеровскому часовому. Это были ее последние заигрывания с врагом.
В одном из переулков подвода завернула во двор. Лешу высвободили из грязного белья. Галя завела его в дом, переодела и вместе с ним ушла в лес, где их в условном месте ждали партизаны. И только в отряде Калинин узнал, что девушка давно имела связь с партизанами.
Леша не остался в партизанском отряде, а перешел линию фронта и явился к начальнику разведотдела полковнику Павлову.
После отдыха Калинин получил новое самостоятельное задание и во главе группы разведчиков был выброшен в Пинские леса. Вскоре ему было присвоено звание младшего лейтенанта.