Мне, как и многим моим товарищам, впервые приходилось видеть такое нагромождение гор. Отсюда, с горной полонины, как называют гуцулы высокогорные пастбища, где мы разбили свой первый горный лагерь, открывалась величественная картина, которой в другое время можно было бы любоваться. На север на десятки километров простиралась всхолмленная низменность, покропленная лоскутами лесов и рощ и усеянная хуторами, деревнями и селами, которые казались нам игрушечными. Низина во всех направлениях пересечена серой сеткой дорог. Тонкими извилистыми стеклянными нитями сверкают реки. Но стоит взглянуть на восток, запад или юг, картина резко меняется. Взору предстает нагромождение гор, хребтов, кряжей, изрезанных долинами рек и ущельями. Большая часть гор покрыта лесами. И лишь вершины наиболее высоких гор голые, каменистые. Смотришь и удивляешься такому хаосу. Склонный ко всякого рода выдумкам, Гриша Дорофеев дал свое определение этой местности.
– Что такое Карпаты? — спрашивал он, и сам же отвечал: -Это часть земной поверхности, изуродованной до невозможности.
И вот в этом «изуродованном до невозможности» районе нам предстояло действовать.
Ковпак с обнаженной головой стоял на высокой полонине в радостном возбуждении.
– Вот она – дрогобычская нефть. Ради нее мы больше месяца пробивались сюда. Выдержали десятки боев. И вот мы у цели…
Свои первые дни пребывания в Карпатах соединение ознаменовало ударами по нефтяным промыслам. Для их разведки были высланы группы еще до подхода к горам. А когда разведчики доложили, что нефтяные вышки охраняются малыми силами, главным образом полицейскими, Сидор Артемович сказал:
– Надо действовать немедленно, пока противник не опомнился. Упустить момент – значит, сорвать выполнение задания… Ударим, чтобы чертям тошно стало…
Не теряя времени, подразделения приступили к выполнению задания. Разведчиков распределили по группам в качестве проводников. Помочь вызвались и местные жители Манявы.
– Стежки нам есть ведомы, покажем товарищам, — говорили они.
Вскоре горы огласились взрывами. Повалили клубы черного дыма и заволокли вершины гор. Нефть пылала.
В течение пяти дней диверсионными и ударными группами было взорвано и сожжено около сорока нефтяных вышек, бензохранилище, два нефтехранилища, нефтепровод с поперечным сечением сто миллиметров, два нефтеперегонных завода, научно-исследовательская лаборатория со всем оборудованием, две электростанции, газораспределительная станция, питавшая Станислав, и много другого оборудования. Лишь в хранилищах было уничтожено около двух тысяч тонн бензина и несколько тысяч тонн нефти. Кроме того, в результате взрыва нефтепровода Надворная – Станислав нефть шла в реку Быстрица в течение двадцати шести часов.
Этими диверсиями были выведены из строя Биткувские и Яблоновские нефтяные промыслы. Врагу был нанесен чувствительный удар. Гитлеровская армия лишилась тысяч тонн горючего. А именно в горючем она испытывала затруднения.
– Разгромив нефтяные промыслы, мы наступили на любимую мозоль Гитлера, — говорил повеселевший Руднев. — На славу ребята потрудились. И это в то время, когда наши братья на фронте под Курском и Белгородом лупят фрицев в хвост и в гриву. — Комиссар повернулся к востоку, вытянул вперед руку и выкрикнул: - Слышите нас, друзья? Это вам наш партизанский подарок!
Да, поистине ценный подарок, а главное своевременный.
Первые успехи подняли дух партизан. Оказывается, и в горах можно воевать, громить врага, наносить ему потери, подрывать экономику, создавать невыносимые условия для оккупантов, короче говоря, «наступать на его любимую мозоль».
Так было положено начало боевым действиям партизанского соединения в Карпатах.
РАЗВЕДКА В ГОРАХ
До прихода в Карпаты нам приходилось выполнять задания на разнообразной местности: степной, лесостепной, лесной, лесисто-болотистой со множеством рек и речушек. Большое количество дорог давало возможность нам быстро передвигаться, используя конный транспорт. Большую помощь в добывании разведывательных данных нам оказывало местное население. Кроме того, жители помогали продовольствием.
В горах разведчики встретились с рядом новых трудностей. Горы, ущелья, плохие дороги и крутые тропы, стремительные реки лишали нас свободы маневра. Здесь лошадь мало чем могла помочь разведчикам. Не всякая тропа для нее доступна. Наоборот, пешие группы имели ряд преимуществ перед кавалеристами.
В горах трудно было ориентироваться. Многие хребты, полонины, высоты сходны между собой, и без привычки трудно было их различать. Условия для наблюдения тоже имели свои отличительные особенности. Можно было просматривать верховины за многие километры и в то же время не видеть, что делается рядом. Это требовало от партизан особой наблюдательности. Даже эхо и то мешало нам.
Припоминается случай, когда в долине Зеленички нас обстреляли немцы. Мы развернулись к бою совсем в противоположную сторону, подставив противнику свои спины. Это получилось потому, что звуки выстрелов сливались с эхом, и в долине стоял сплошной гул.
Однако самым большим недостатком разведки в горах являлось то, что мы почти лишились такого источника добывания разведывательных данных, как местные жители. Селений в горах очень мало. Приходилось довольствоваться лишь помощью пастухов. Но они, как правило, редко бывали в селах, сведения, которыми они располагали, были устаревшими. Да и этой незначительной помощи мы вскоре лишились. Немцы под угрозой расстрела заставили пастухов вместе с отарами спуститься в долины.
Приходилось рассчитывать только на свои собственные силы и сообразительность разведчиков. Никому из нас, кроме Журова, не доводилось бывать в горах, поэтому разведчики прислушивались к советам бывшего пограничника. Ведь большая часть его службы прошла на границе в горах близ Черновцев и Коломыи.
Военный ветеринарный фельдшер Журов часто разъезжал по заставам. Знакомился с бытом населения. Много раз приглашали его гуцулы на высокогорные пастбища – полонины. С разрешения командования Алексей лечил сельский скот и тем самым завоевал любовь и уважение гуцулов. Журов полюбил этот веселый, жизнерадостный народ, всего за два года до войны получивший свободу, имеете с ним радовался расцвету новой жизни. Душевные, мелодичные песни гуцулов на всю жизнь запомнились молодому пограничнику. Он даже на вечерах художественной самодеятельности исполнял полюбившиеся ему «коломыйки» и песни гуцульских пастухов.
Алексей мечтал об учебе. В июне 1941 года его зачислили слушателем академии. Оставалось дождаться сентября, когда гостеприимно раскроются двери учебных аудиторий. Внезапно началась война и, перепутала все карты. Военфельдшера Алексея Журова закрутило в смертельном водовороте кровавой битвы.
Полтора месяца с боями отходил 97-й пограничный отряд, в котором служил Алексей. В начале августа в одном из сел под Уманью попал Журов под бомбежку и был ранен. Кроме того, его завалило обломками разрушенного дома. Из-под развалин вытащили местные жители и отправили в госпиталь.
7 августа немцам удалось захватить госпиталь со всеми ранеными. Тяжелораненых фашисты расстреляли на месте, а способных передвигаться поместили в лагерь военнопленных в Умани. Оттуда их перевели в Винницу.
Четыре месяца томился в плену Журов. И лишь в начале декабря, когда пленных перевозили из Винницы в Либин, он на ходу выпрыгнул из машины и бежал.
Оказавшись на свободе, Алексей пошел на восток в надежде перейти линию фронта. Однако это ему не удалось.
Странствуя по Украине, он встретил Леню Слесарева, который бежал из другого лагеря.
– Перейти линию фронта – напрасные старания.
Надо разыскать партизан, — предложил Журов.
– Я давно об этом думаю, — признался Слесарев.
С помощью местных жителей им удалось в селе Спадщине Путивльского района связаться с Черемушкиным и разведчиками, а через них с партизанским отрядом.
Вспоминая об этой встрече, Митя Черемушкин рассказывал:
– Нас поразило, что Журову удалось пройти от самой границы до Путивля… Зачислили в разведку, но все же решили проверить. Бой – лучшая проверка человека. Эту проверку Леша выдержал с честью…