— Не забудьте точно указать, что отъехали от института, а через некоторое время — нет кошелька, — деловито наставлял лейтенант, — и несите заявление на улицу Разина. Это туда нужно.
Через полчаса, когда Беззаботкин, мурлыча под нос песенку, собирался еще раз почистить скрепкой за ногтями, потом отправиться обедать, в кабинет бочком вкатилась старая знакомая.
— Хмы, — поднял плечи лейтенант.
— Оттуда к вам послали, — оправдывалась гражданка, держа в воздухе заявление, как бы спрашивая разрешение положить его на стол Беззаботкину. Но тот быстро набрал номер.
— Кто? Перекуров? Ты что футболишь? Открой 39-ю страничку, читай сверху. За институтом ваша земля, дорогой мой. Ну, ладно, не шуми, давай выедем на место. Убедимся.
Усадив потерпевшую в «Жигули», Беззаботкин и Перекуров подъехали к Политехническому институту.
— Да не здесь совсем, — с досадой сказала замученная женщина, — около строительного института.
— Около строительного?! — присвистнули лейтенанты. — А мы-то слушаем, слушаем. Это вам нужно обратиться в третье отделение милиции.
Через пять минут друзья уже сидели в столовой.
Тот автор, который написал в одну газету сенсационную и политизированную байку, внезапно умер. В оставленной им посмертной записке говорилось: «…Если не верите мне, то поезжайте, проверьте».
Он, конечно, был уверен в том, что любой испугается туда ехать: далеко и опасно. Называлось страшное место.
А те скрупулезные газетчики взяли и отправились в путь — уж очень боялись они давать громкий материал в печать без проверки. Но там, в городе М. от обильных дождей случилось наводнение. Все жители, спасаясь, переселились неизвестно куда. Кроме одной женщины.
Она знала той сенсационной заметки автора, который внезапно умер и который написал байку. Старушка лишь не была в курсе — правда в той заметке или вымысел, и послала проверяльщиков в горы, к своему старику-пастуху. Он должен подтвердить или опровергнуть сочинение бойкого «народного» корреспондента, который, увы, скончался.
Но гонцам снова не повезло. В тех горах произошло низвержение вулкана, и старик, которого искали для подтверждения верности сведений, содержавшихся в письме-заметке, тоже не хуже того рабоче-крестьянского информатора, отдал Богу душу.
Проверяльщики собрались в обратный путь, твердо решив заметку пока не публиковать. Но им встретился журналист из другой независимой газеты, из той газеты, которая все печатала без разбору. Узнав проблему коллег, он самонадеянно произнес:
— Да какая разница, правда или нет в заметке? Важно другое — это сенсация. Без нее газета — не газета!
Молодой хваткий журналист из другой газеты тут же забрал письмо у проверяльщиков, а потом спешно опубликовал его в своей независимой от правды газете.
Но оказалось, что в байке бредовое вранье. Посыпались опровержения. Однако разве в них дело? Важнее стало то, что их газету в киосках покупают нарасхват. Из-за той байки. Повысились и тираж издания, и зарплата журналистов. Вот что значит — деловые люди.
После обеда ко мне на колени забралась дочь.
— Поиглай со мной, — попросила кроха и добавила, — а то все ты читаешь. Что хоть там пишут интелесного?
Не отрывая глаз от книги, спокойно и вяло промямлил:
— Ну вот, например, почему бывают плохие дети, мало кушают…
— Охота тебе об этом читать. Каждый маленький знает… Что тут интелесного, — пятилетняя дочурка разочарованно спрыгнула с колен и пошла играть с куклой.
— Дедушка, почему ты говолишь, что, когда выпьешь, то мозги лучше лаботают?
— Потому что, курносая, они смазываются.
— Молодец, дедушка. С тебя поллитла.
— Бабушка, у тебя молщинки то выплыгнут, то сплячутся.
— Ну и что же?
— А то, что они у тебя под кожей на лезинках. Думаешь, что я маленькая и не сооблажаю.
— Мама, ты знаешь, почему ветел бывает?
— Ну скажи, почему же?
— А-а! Мы же шевелим луками и ветел шевелится.
— Видишь, бабушка, от холода у меня плыщички на теле?
— Вижу.
— Это ломашки.
— Не ромашки, а мурашки.
— Нет, бабуля, мулашки длугого цвета.
— Бабуля, папа говолил маме, что ему дело нашивают. Вот и холошо. А из лоскутиков я куклу наляжу. Плавда?
— Нарядишь, нарядишь, если папа тебе эти лоскутики отдаст.
— А что ж, он лодной дочке пожалеет?