Его прервал сухопарый парень в косоворотке:
— Прекрасные слова, но прошел час эсеровских призывов. Лучше помолчите.
— Меня обуревают раздумья, — сказал другой юноша в военном френче. — Где тот мудрец, где те пророки, которые могли бы сказать, что будет завтра с нами?
— Есть такие пророки, — торжественно объявил в косоворотке, — большевики. Но не юнкера, не кадеты, и не эсеры.
— Большевики! — завопил белолицый, — продержатся ли они хотя бы до весны? Ваш комитет издал обращение к народу: двух месяцев не прошло, как захватили власть, а уже приходится взывать — спасайте отечество и революцию!
— Будь уверен, спасем! — ответил сухопарый, — весь пролетариат идет за Советами и большевиками.
— Ох, — вздохнул крепыш в пестром жилете. — Снизойдет ли тишина на Русь или взойдет кровавая заря погромов? Установится ли порядок на земле русской или нескончаемо будут метаться по ней сбитые с толку стада народа?
— Вот такие и сбивают! — тыча пальцем в сухопарого, закричал белолицый. — От недорезанных большевиков вся смута идет!
— Революция — не смута! — спокойно возразил парень в косоворотке. — Революция — это есть порядок. Высший порядок. Не порядок застоя, а порядок развития!
К молодым людям подошел племянник хозяина ресторана Илья Слезкин. Он был одет в расписной жилет и красную рубаху. Из нагрудного кармана спускалась золотая цепочка. Выпятив грудь, произнес:
— Кто тут возводит поклеп на русскую культуру? — Слезкин-младший толкнул парня в косоворотке пальцем в бок. — Ты что ли в рассуждения пускаешься?
Тот отбросил его руку. Слезкин-младший истерически завопил:
— Пришибу! Я только за одно слово «революция» кровь пущу! Весь ваш комитет сам по столбам развешаю. Дайте срок!
Парень в косоворотке с достоинством ответил:
— Руки у вас, палачи, коротки!
— Всех — на столбы! — орал Слезкин так, что звенели хрустальные люстры. — Завтра, завтра же все большевистские Советы разнесем в прах!
Коренастый, лысый мужчина в свитере властно рванул Слезкина за ворот.
— Довольно базарить! Ты, — и быстро пошел на второй этаж. За ним, вмиг присмиревший и будто даже отрезвевший, устремился молодой Слезкин.
Тихон, наблюдавший эту сцену, поискал взглядом Николая. Тот незаметно показал Столицыну два пальца и повел головой вслед ушедшим.
Зазвенели часы, предваряя двенадцать торжественных ударов. Словно на перестрелке, защелками, захлопали бутылки шампанского. На сцене вновь появилась Зося — в черном вечернем платье с бокалом вина. Рядом с ней вырос конферансье.
Певица провозгласила:
— Друзья, за новый, восемнадцатый год. Пусть, наконец, уйдут от нас все тревоги. С новым годом, с новым счастьем!
Она чокнулась с конферансье и пригубила вино. Все вокруг заулыбались.
Тихон и Николай — каждый в своем конце зала, как бы чувствуя плечо друга, — тоже выпили за успех, за Советскую власть, за полную победу мирового пролетариата.
Начались танцы. Пробираясь между танцующими, Тихон подошел к стоящему у стены Савкову и спросил у него:
— А на втором этаже танцуют?
— Нет, разве что в отдельных номерах?
— Хорошо бы вовремя прервать там гулянку, — и Тихон направился дальше.
Савков тут же исчез из зала.
Сев за свой столик, Тихон стал наблюдать за Николаем. Поведение Кривоносова его раздражало. Раньше Столицын высоко ценил его, как специалиста уголовного розыска. Видимо, Николай сейчас терял терпение, открывался. Тихону стало ясно, что его друг решил дождаться появления милицейского наряда в ресторане и поэтому не уходил. Но ему, пожалуй, не следовало этого делать. Он подвергал свою жизнь серьезной опасности, и Тихон чувствовал это. Наверняка, для бандитов Кривоносов давно уже не представлял загадки.
Тихон решительно встал из-за стола, чтобы привлечь внимание друга, но ему это не удавалось.
Зося, хотя и выглядела усталой, но пела по-прежнему с чувством. Тихон подошел через весь зал к Зосе и под громкие рукоплескания публики надел ей на руку браслет. Было самое подходящее время для такого подарка.
— Что вы, что вы? — растерянно лепетала певица, одновременно любуясь игрой света на камнях браслета.
— Буду счастлив, если вам придется по вкусу. Вы обворожили всех нас. Поверьте, вы заслуживаете куда большего.
Зося просияла от лестных слов, с искренней признательностью проводила взглядом нового поклонника, с достоинством идущего под гром аплодисментов к своему столу.
— Ну, как, господа холостяки? — спустя несколько минут раздался бодрый голос Леонида. — Вас, господин Беккер, не заинтересовала ни одна дама?