— Говорю, сука, веревку! — гаркнул бандит.
— Я не позволю над собой издеваться! — выпятил грудь Тихон. — Вы ответите перед законом! Вам это так не пройдет! Кто вам дал право глумиться над неприкосновенной личностью?
— Цыц, мелочь. Пистолет — мое право. С любым фраером мы поступаем по своему закону.
— Я неприкосновенная личность, настаиваю, оставьте нас в покое, — продолжал кричать Столицын, вскинув гордо голову. — За произвол ответите по всей строгости международных соглашений.
— Заткнись, козявка! Соглашение! — Степан двинул стволом пистолета в живот Тихону и снова приказал Зосе: — Неси веревку, потаскуха.
— Какая я потаскуха, перестань оскорблять и отстань от него, — вдруг решительно заступилась за Беккера девушка. — Он мой гость. Не трогай его. Я вольна распоряжаться своим домом. Какой стыд… В какое мерзкое положение ты меня ставишь.
Степан рванул ее за рукав. Платье затрещало. Багровея, заорал:
— И ты такое мне говоришь? Сука, да я… пальчиками тебя задушу.
Тихон смело загородил собой Зосю.
— Стреляй в меня, ее не трогай. Она тут ни при чем. Я сам пришел к ней без приглашения. И готов за это ответить.
Кто-то свистнул у окна.
Степан, не отводя пистолета от груди Тихона, заорал: «Заходи, братва, открыто!» — и в дом ввалились трое. Среди них — рослая женщина в каракулевой шубе, укутанная шалью с бахромой.
— А это что за ископаемое? — спросила она, глядя исподлобья на Тихона в растрепанной одежде.
— Дипломат, Муся, — ответил, хихикнув, Степан. — Застал в постели с Зоськой, что будем делать, Потапыч? В расход или как?
— Говоришь… застал в постели? — потирая руки от холода, повторил рослый, худой мужчина, которого Степан назвал Потапычем.
— Степан, зачем говоришь неправду, — возмутилась Зося, а тот ехидничал:
— Именно. Пужал, на ихнем языке, мол, еще одна мировая война из-за него начнется. Хе-хе.
Третий, низкорослый крепыш, лет двадцати, с издевкой произнес:
— Дипломатик, милый, на Зосю я давно имею виды. А за то, что она изменила мне, можешь заказывать себе гроб.
Бандиты громко засмеялись. Женщина подошла вплотную к Тихону, как бы желая всмотреться в его лицо.
— Такого чистенького бабы любят, сама бы не против приласкать. А вы его на тот свет собираетесь отправить, голуби, поостыньте, отдайте мне его поворковать.
Потапыч сказал Степану:
— Пришлепнуть успеем. Документик дипломата подай-ка.
Степан поднял с пола паспорт господина Беккера и подал его сообщнику.
— Какая уважительная ксива. Мне бы такую, — причмокнул бандит, повертел книжечку перед глазами и сунул в карман Столицыну. — Садись, не маячь, в ногах правды нет. Господин…
Тихон прошел в угол комнаты и демонстративно развалился в кресле. Весь его вид говорил о независимости.
Крепыш, который вернулся из кухни и не знал о разрешении Потапыча, заорал на Тихона:
— А ну встань по стойке «смирно»!
— Пусть сидит, — милостиво бросил Потапыч.
— Не трогайте его, — отозвалась и Зося. — Что вам от него надо?
Ее глаза блестели от слез.
— Вы ответите за меня, если не перестанете ко мне плохо относиться, — добавил Столицын.
— Не стращай, сынок, мы не из робкого десятка, — воскликнула Муся.
— Потапыч, он нас всерьез запугивает, — сказал Степан, видимо, недовольный тем, что главарь имеет совсем другие виды на дипломата.
— Пущай попужает, — самодовольно буркнул Потапыч. — А мы его послушаем, ума наберемся.
На столе появилась бутылка мутного самогона. Молодой бандит ловко вытащил зубами пробку. Поднял бутылку над стаканами. Забулькала, выливаясь, жидкость…
— Благодари господа бога, — ухмыльнулась Муся, глядя на Тихона. — Настроение у Потапыча сегодня хорошее. Кабы ты ему час назад достался… Была бы тебе се ля ви…
В сенях хлопнули двери, вошли еще двое. Шайка собиралась погулять.
Узнав, кто такой незнакомец и что им занимается Потапыч, вошедшие перестали обращать внимание на пленника. Выпив, один из разбойников начал декламировать стихи:
— Ум мой раздвоился, я утомлен, словно подгнивший под окнами клен. Все свое золото брошу я в топку, оставлю себе только девку да водку. Ну как мои новые вирши?
Ему яростно захлопали, громче всех хлопала женщина.
— Еще две стопки, Муся, — приказал ей Степан.
— А хозяйка что опечалена? — спросил «поэт».
Кто-то ответил:
— Полюбовника ее, видишь, красавца, сейчас маслиной подкормим. Вот она и заскучала, — хохотнул низкорослый крепыш.
Снова наполнились стаканы самогоном. Потапыч, безусловно, предводитель этой шайки, с интересом поглядывал на Столицына, подошел к нему: