Зося на его голос открыла дверь. Она за этот длинный вечер измучилась неизвестностью. Страстно стала целовать лицо Тихона теплыми влажными губами. Потом, почуяв неладное, с изумлением отпрянула от него.
— На кого ты похож? Где твоя верхняя одежда? За тобой гонятся? Что это значит: наган в руке?
Господин Беккер, конечно, предстал перед любимой девушкой не в лучшем виде. Но было не до этикета, не до соблюдения правил приличия в одежде.
Пиджак, брюки, белая рубашка порваны, перепачкались грязью, кровью, расстегнуты пуговицы. Растрепалась мокрая от пота и снега шевелюра. И пистолет наизготове, в боевом положении. Можно было предположить, что он, отстреливаясь, вырвался из ада. Или что-то в этом роде.
— Ты собираешься с кем-то сражаться? — допытывалась в изумлении Зося.
Тихон после долгого бега не мог отдышаться. Наконец ответил:
— Сейчас от Бьяковского кто-то заявится. Потуши свет. — Столицын привлек к себе девушку. — Я к тебе торопился… Сцапала милиция банду. Только главари вырвались из ловушки. Кто-то из непрошеных гостей через минуту будут здесь.
— Ой, — Зося задрожала, точно в лихорадке, сильнее прильнув к молодому человеку. — Ты разве один с ними сладишь? Мы погибли? Давай убежим… Впрочем… Я помогу тебе. У меня припрятан пистолет. Научи меня стрелять. Они точно сюда придут?
А Тихон приводил в норму дыхание. Заставил ровно биться сердце. Ему был приятен облик Зоси и в такую минуту. Его растрогал ее лепет. Он, ободряя ее, разъяснял:
— Банду почти всю арестовали. С нашей с тобой помощью. Несколько человек все-таки дали драпу. По-моему, ушли атаман, Потапыч, Степан. Я слышал, как атаман приказал одному заглянуть к тебе…
Сотрудник угрозыска не договорил; во дворе послышался шумный лошадиный топот. Кто-то подъехал верхом к окну спальни Зоси и с размаху выбил стекла колом. Куски его со звоном влетели на пол к ногам Тихона и Зоси. Еще секунда, и вместе с порывом морозного снежного ветра в спальню девушки, кряхтя и чертыхаясь, влез, опрокидывая стулья, Степан. Он зажег спичку, чтобы осмотреться. Змеей прошипел, грубо матерясь:
— Ах ты сука, ах ты стерва. Где ты, красотка? Поди-ка, я тебя обойму, поцелую. Давно желал с тобой подзаняться. Скажи-ка, с кем снюхалась… — Бандит нахраписто упивался блатным жаргоном и яростно искал девушку, но наткнулся не на нее, а на сильный толчок. Тяжелый удар пистолета в висок свалил его с ног. Подручный атамана гулко рухнул на пол.
В тусклом свете зажженной спички Столицын нагнулся над хрипевшим и стонавшим бандитом. На пол потекла кровь.
Сотрудник МУРа коленом придавил матерого зверя, связал его руки веревкой. Но бандит был все еще крепок физически. Он быстро приходил в себя, попытался привстать, дернул из петли руки. Тихон сильнее подналег на него всем телом, зло давил его.
— Ну, гад, пришла расплата, — Столицын наставил дуло пистолета в лоб убийце, — где Бьяковский? Скажешь — будешь жить. Считаю до трех. Раз, два…
Заместитель атамана напрягся до предела. Он не сомневался: выстрел последует, и все-таки на что-то надеялся, верил в бандитское счастье. Ему, вырвавшемуся полчаса назад из капкана угрозыска, здесь казалась смерть абсурдом.
— …три, — хладнокровно считал Тихон. Острый черный зрачок ствола браунинга смертельно смотрел в переносицу опасного пленника.
Задыхаясь в дикой злобе, глотая воздух как рыба на сухом песке, преступник, казалось, потерял рассудок:
— Накось, выкуси… Кто-нибудь другой скажет, от меня не дождешься, сопляк. Ищи ветра в поле. Потапыч клюнул на твою приманку. Я-то… Жаль, что не прикончил вовремя. За версту чуял падлу. Давно понял, что ты легавый. Документики для наших дураков разложил по чемоданам. Барчуком прикинулся. Тебя бы пришить, а вот эту проститутку… в лес, к атаману… Тогда бы все было по справедливости.
— Но мы раньше тебя расстреляем. Искупай вину, помогай найти атамана…
— Да пошел ты, молокосос… И помни: за меня с тобой рассчитаются, как с твоим дружком…
После этих угрожающих слов громила, напрягаясь, рванулся изо всех недюжинных сил и выдернул руки из веревочной петли. Встал на колени и головой ударил Тихона в живот, а руками обхватил его ноги. Это и стало его последней минутой жизни. Тут же он нашел свою гибель.
Глазок дула пистолета наполнился огнем и грохотом. Выстрел кончил с бандитом все переговоры. А Тихон в ярости приговаривал:
— Это тебе, подонок, за Кривоносова. Это тебе, мразь, за Белоусова.
Потом установилась минутная тишина. Зося чуть слышно от страха пролепетала, глядя на мертвого Степана: — Давай вытащим его на снег… Ну и ну. Они бы растерзали тебя и меня! Ты, Герман, послан мне господом богом. Как благодарить тебя? Хочешь, я подарю тебе золотые часы швейцарского производства? Остались от отца.