На должность начальника оперативного отдела штаба 1-й армии мною намечался полковник Трумэн Торсон. Раньше он служил в форте Беннинг, затем к концу кампании в Сицилии прибыл в корпус. До начала войны Торсон был одним из тех офицеров, о которых мы с Ходжесом говорили как о "забытых людях". В армии был заведен порядок, согласно которому в командно-штабную школу посылались офицеры только с выдающимися способностями. К сожалению, Торсон в течение трех лет находился в подчинении командира, который не допускал даже мысли о существовании более выдающихся, чем он, офицеров. В результате Торсону не удалось попасть на курсы в Ливенуорте. Когда японцы напали на Пёрл-Харбор, у него на руках был приказ о назначении на какую-то второстепенную должность.
Поскольку Торсон уже раньше занимался составлением плана обороны штата Джорджия на случай чрезвычайного положения, я обратился в военное министерство с просьбой отменить приказ о его переводе и оставить у меня для оказания помощи по разработке плана обороны ключевых объектов в штате. Торсон настолько успешно справился со своей задачей, что когда я стал командиром 82-й дивизии, то взял его к себе в качестве начальника отдела тыла. Затем, после перевода меня в 28-ю дивизию, назначил Торсона командиром полка, в результате чего он получил повышение в ранге до полковника. Солдаты любили его и прозвали "твердокаменным чертом". На должности командира полка Торсон вновь проявил себя чрезвычайно способным человеком, что сделало его впоследствии ценным офицером в штабе 1-й армии. Мое удачное "открытие" Торсона наглядно показывает, как иногда карьера даже наиболее выдающихся офицеров зависит от случая. Торсон получил временное звание бригадного генерала, став начальником оперативного отдела штаба 1-й армии, и это его звание стало постоянным в конце войны.
В качестве начальника отдела личного состава штаба я наметил полковника Джозефа О'Хейра, который занимал этот же пост в штабе 1-й армии на острове Говернерс-Айленд. О'Хейра, крупного, рыжеволосого ирландца, я знал еще кадетом в Вест-Пойнте, когда мы вместе играли в футбол. После выпуска мы несколько лет служили вместе в Вест-Пойнте, где О'Хейр преподавал французский язык и был тренером футбольной команды.
Хотя О'Хейр был излишне суров в служебных взаимоотношениях, он показал себя исключительно компетентным начальником отдела личного состава. Занимая этот пост сначала в 1-й армии, а затем в группе армий, он всегда действовал решительно и прямолинейно.
- Они считают, что начальник отдела личного состава - сукин сын, - сказал однажды О'Хейр, - и я докажу им, что они правы.
Возможно, по мнению некоторых, О'Хейр являлся для них сукиным сыном, но с моей точки зрения он был одним из способнейших офицеров штаба. Когда во время зимней кампании начальник отдела личного состава штаба служб снабжения, возглавляемых генерал-лейтенантом Ли, запутал вопрос о пополнении войск, не кто иной, как Хейр, разобрался в создавшейся путанице, поставил вопрос перед соответствующими инстанциями в Вашингтоне и в конце концов выправил положение.
Мы провели конец недели в Бристоле, затем направились в Престуик, чтобы оттуда выехать в Соединенные Штаты. Я взял с собой Реда для оказания мне помощи в укомплектовании штаба 1-й армии. Мы позавтракали в Престуике, а пообедали в Исландии в известном "Отеле де Гинк". В тот же вечер наш самолет "С-54" поднялся с острова для следования в Преск-Иль в штате Мэн. Нас сопровождала эскадрилья самолетов "Р-38". Когда остров остался позади и эскадрилья покинула нас, пилот неожиданно сделал вираж и положил машину на обратный курс. Оказалось, что техник забыл закрыть бак в правом крыле самолета и бензин тек оттуда струей.
Пока на стоянке в штате Мэн наш самолет заправлялся горючим, мы торопливо позавтракали ветчиной, яйцами и яблочным пирогом. Через четыре часа мы приземлились в Вашингтоне. По пути мы останавливались в Нью-Йорке для таможенного осмотра. Молодой секретарь начальника генерального штаба блестящий полковник Фрэнк Маккарти сообщил о моем приезде жене и дочери, которые дожидались меня на аэродроме. Элизабет только что приступила к занятиям на старшем курсе в Вассаре. Моя жена поселилась в Вест-Пойнте в отеле "Тэйер" до окончания учебы Элизабет. Элизабет встречалась с матерью в Вест-Пойнте, где она проводила свободное время с одним курсантом, за которого собиралась выйти замуж в июне будущего года. Я представился в Пентагоне, а затем съел целую кварту мороженого.
Большую часть моего краткого двухнедельного пребывания в Соединенных Штатах я провел в Пентагоне, подбирая личный состав. Нам не трудно было найти нужных офицеров, затруднения возникали, когда ставился вопрос об освобождении их от работы. Вследствие того, что к сентябрю 1943 г. численность армии и ВВС превысила 7 млн. человек, требовалось значительно большее количество хороших офицеров, чем их было налицо. На помощь мне пришел О'Хейр. Он лучше, чем кто-либо другой, знал все тайные пути, которыми мог воспользоваться хороший начальник отдела личного состава В конце концов ему удалось заполучить большинство необходимых мне людей.
Мне пришлось ждать приема у генерала Маршалла почти неделю. Маршалл не мог принять меня в министерстве ввиду крайней занятости и поэтому пригласил меня сопровождать его в Омаху, где он должен был выступить на национальном съезде Американского легиона. Во время полета в персональном самолете Маршалла мы обсудили кампанию в Сицилии, и я был снова поражен тем, как Маршалл прекрасно знал все детали операции на этом острове. Однако о дальнейших планах не было сказано ни слова, а я от вопросов воздержался. Я мог узнать об этом через начальника штаба при верховном главнокомандующем войсками союзников и через обычные командные инстанции. Маршалла сопровождал еще один генерал, прибывший в США в командировку, - это генерал-лейтенант Симон Воливэр Бакнер. Он только что вернулся из Аляски и собирался направиться на Тихий океан. Я виделся с Бакнером в самолете Маршалла в последний раз 18 июня 1945 г. он был убит японским снарядом на острове Окинава.
Как-то днем, когда я сидел в Пентагоне, просматривая списки полковников, мне позвонил полковник Маккарти из канцелярии начальника генерального штаба: "Из Белого Дома спрашивают, не могли бы вы прибыть туда завтра утром? Президент хотел бы выслушать ваш доклад относительно кампании в Сицилии"
Так состоялась моя первая и последняя беседа с Рузвельтом.
Я нt был уверен, должен ли солдат отдать честь своему главнокомандующему, и, подбодрив себя, вошел в кабинет. Президент приветствовал меня из-за своего стола и жестом пригласил сесть. Его крупная голова и массивные плечи возвышались над беспорядочной грудой безделушек на письменном столе.
Мне уже сообщили, что президент особенно интересовался тем, как наши солдаты закалились в боях. Мой доклад был кратким и касался только дела. Президент слушал меня внимательно, показав прекрасное понимание военных вопросов.
Прежде чем я мог сообразить, как это произошло, президент поменялся со мной ролью, посвятив меня в некоторые вопросы. Он сказал мне, что научные силы Америки мобилизованы для осуществления грандиозного проекта - освобождения энергии атома. Он считал, что будет изобретено оружие, которое произведет полнейшую революцию в ведении войны.
Президент назвал это оружие "атомной бомбой"{22}.
Однако в то время он опасался, что немцы могут опередить нас в создании атомной бомбы. Разведка донесла, что немцы вели работу в этом, направлении в Тронхейме в Норвегии, где враг производил "тяжелую воду". Президент хотел познакомить меня с нашими планами на случай, если немцы применят атомное оружие при высадке союзных войск во Франции. Через несколько минут меня проводили из его кабинета, имевшего овальную форму, мимо корреспондентов, находившихся в зале. Никто из них не знал меня в лицо, и я проскользнул незамеченным.
Краткое сообщение в Белом Доме было все, что я слышал об атомной бомбе до возвращения в США спустя месяц после победы над Германией. Я не помню, чтобы за все время войны Эйзенхауэр когда-либо заговаривал со мной об этом. Во время двух посещений нашего фронта в Европе генерал Маршалл даже не намекнул, что у нас делается дома.