Выступая на XVIII съезде партии, товарищ Сталин говорил: «... Есть одна отрасль науки, знание которой должно быть обязательным для большевиков всех отраслей науки, — это марксистско-ленинская наука об обществе, о законах развития общества, о законах развития пролетарской революции, о законах развития социалистического строительства, о победе коммунизма. Ибо нельзя считать действительным ленинцем человека, именующего себя ленинцем, но замкнувшегося в свою специальность, замкнувшегося, скажем, в математику, ботанику или химию и не видящего ничего дальше своей специальности. Ленинец не может быть только специалистом облюбованной им отрасли науки, — он должен быть вместе с тем политиком-общественником, живо интересующимся судьбой своей страны, знакомым с законами общественного развития, умеющим пользоваться этими законами и стремящимся быть активным участником политического руководства страной».
В зале заседаний Верховного Совета СССР. На переднем плане депутаты: Н. К. Черкасов и В. П. Соловьев-Седой
Не замыкаясь в узких профессиональных рамках, советский актер стремится к расширению круга своих интересов, к участию в общественно-политической жизни нашей социалистической Родины, и в процессе активного переустройства действительности неустанно углубляет основу основ своего творчества — знание марксистско-ленинской теории.
Оглядывая пройденный путь, я ясно вижу, что чем теснее моя жизнь как гражданина была связана с жизнью народа, партии, государства, тем более вырастало и углублялось мое самосознание, тем полнее развивались творческие силы.
Коммунистическая партия вооружила нас самым плодотворным и верным методом — методом социалистического реализма, на основе которого советское искусство развивалось как искусство высокоидейное, правдивое, подлинно народное и стало образцом для прогрессивных художников всего мира.
Товарищ Сталин предостерег некоторых деятелей искусства и литературы от крупных идейных ошибок, которые могли бы пагубно отразиться на их дальнейшем творчестве, и, встречаясь и беседуя с работниками искусства, оказывал им неоценимую помощь.
Как и многим рабочим и колхозникам, представителям интеллигенции, так и многим деятелям искусства, работникам театра и кино посчастливилось встречаться с товарищем Сталиным и в беседе с ним находить ясную перспективу, ответ на волнующие творческие вопросы.
Впервые я увидел товарища Сталина на XVIII съезде партии в Кремле. Я был в числе делегации от трудящихся Ленинграда, которая прибыла на исторический съезд, чтобы приветствовать его от имени ленинградцев.
Позже я неоднократно видел товарища Сталина в Кремле на сессиях Верховных Советов РСФСР и СССР как до Великой Отечественной войны, так и в послевоенные годы, а дважды лично встречался и беседовал с ним.
Первая из этих встреч состоялась в мае 1940 года в Москве по окончании декады театрального искусства города Ленинграда, на приеме, устроенном Правительством в Кремле.
В самом начале вечера В. И. Немирович-Данченко,
Е. П. Корчагина-Александровская, А. М. Пазовский и я получили приглашение занять места за столом Правительства.
Начался концерт. При объявлении очередного номера товарищ Сталин оборачивался и внимательно слушал исполнителей, тогда как в перерывах между номерами возобновлялся общий разговор, касавшийся вопросов искусства, театра и кино.
Иосиф Виссарионович подчеркнул значение кино как самого массового из искусств и, обратившись ко мне, заметил:
— Вот, например, вас в кино смотрят и знают миллионы, а такая аудитория для артиста — великое дело!..
Коснувшись некоторых наших творческих вопросов, я между прочим заметил, что очень трудно работать над образами великих людей: не знаешь, как лучше подойти к такой задаче, и иной раз, находясь перед киноаппаратом, настолько не владеешь собой, что от волнения дрожат руки...
— Зачем же волноваться? — заметил Иосиф Виссарионович. — Ни в коем случае не надо волноваться! Что значит «великие люди»? Великими они становятся только после своей смерти, а при жизни — это очень хорошие,
простые и добрые люди...
Говоря о правдивости советского искусства, товарищ Сталин отметил, что нами должны быть мастерски сделаны не только положительные образы, но и роли отрицательных героев. Товарищ Сталин подчеркнул, что в некоторых наших фильмах отрицательные образы показываются бледно, схематично и тем самым зрителям дается неправильная ориентировка. Образы наших врагов не должны упрощаться и снижаться: их следует показывать сильными, коварными, какими они являются в действительности. Это тем более важно, что полнота и глубина характеристики отрицательных персонажей, наших врагов, обостряет силу драматического конфликта, положенного в основу пьесы или сценария.
По окончании приема я в числе других его участников был приглашен на просмотр кинофильмов. Нам представилась возможность провести еще несколько часов в непринужденной обстановке вместе с руководителями партии и правительства. Мы смотрели фильмы, в перерывах пели русские и украинские народные песни, пели стройно и музыкально, причем К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов очень активно участвовали в нашем импровизированном хоре, в состав которого входили такие певцы, как И. С. Козловский и М. Д. Михайлов.
Вторая встреча с И. В. Сталиным состоялась 24 февраля 1947 года, когда С. М. Эйзенштейн и я были приглашены к Иосифу Виссарионовичу по вопросу о второй серии фильма «Иван Грозный».
Нам надо было быть в Кремле в 11 часов, но еще за полчаса мы вошли в приемную. В тот вечер мы особенно волновались, но я, пожалуй, несколько меньше, нежели С. М. Эйзенштейн, ибо считал, что если Иосиф Виссарионович нас пригласил, то вопрос наш получит благоприятное решение.
Войдя в кабинет, мы увидели в глубине его товарища И. В. Сталина, товарищей В. М. Молотова и А. А. Жданова. Мы быстро подошли к Иосифу Виссарионовичу, поздоровались с ним, с В. М. Молотовым и А. А. Ждановым.
Иосиф Виссарионович предложил сесть за длинный стол, стоявший вдоль стены кабинета, и занял председательское место в конце стола. В. М. Молотов и А. А. Жданов сели направо от него, я с С. М. Эйзенштейном — налево.
— Я получил ваше письмо, — строго, по-деловому начал Иосиф Виссарионович, — получил его еще в ноябре, но в силу занятости откладывал встречу. Правда, можно было ответить письменно, но я решил, что будет лучше переговорить лично. Так что же вы думаете делать с картиной?
Мы сказали, что, как мы понимаем, основная наша ошибка состояла в том, что мы растянули и затем искусственно разделили вторую серию фильма на две серии — на вторую и третью. По этой причине ливонский поход, разгром ливонских рыцарей и победоносный выход к морю, то есть те события, ради которых ставилась картина, не вошли во вторую серию, почему получилась диспропорция между отдельными ее частями и оказались подчеркнутыми такие эпизоды, которые должны были быть проходными. Мы сказали, что исправить картину, как нам кажется, можно, но для этого нужно резко сократить заснятый материал и доснять сцены ливонского похода.
Развернулась беседа, касавшаяся работы над образом Ивана Грозного и общих вопросов создания художественных произведений на исторические темы.
Отвечая на наши вопросы, товарищ И. В. Сталин сделал ряд необычайно интересных и ценных замечаний относительно эпохи Ивана Грозного и принципов художественного воплощения исторических образов.
Говоря о государственной деятельности Грозного, товарищ И. В. Сталин заметил, что Иван IV был великим и мудрым правителем, который ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию. В частности, говоря о прогрессивной деятельности Грозного, товарищ И. В. Сталин подчеркнул, что Иван IV впервые в России ввел монополию внешней торговли, добавив, что после него это сделал только Ленин.
Иосиф Виссарионович отметил также прогрессивную роль опричнины, сказав, что руководитель опричнины Малюта Скуратов был крупным русским военачальником, героически павшим в борьбе с Ливонией.