По сути дела задача была выполнена, я уже знал, куда немцы идут и где они форсируют Буг, но слишком лакомо сновали перед нами по шоссе немецкие машины.
- Наведём-ка порядок в немецких колоннах, ишь как снуют! - предложил Кривуля.
Мы решили, если удастся, взять налётом пленного.
Как только чёрный грузовик, вынырнув из-за угла рощи, мелькнул в моем прицеле, я выстрелил. Он загорелся, съехал в кювет и свалился набок. Рядом ухнула пушка Кривули. Ещё один грузовик, протащившись по инерции, застрял в кювете и загорелся. Врываюсь на шоссе. Обгоняя меня, несутся остальные танки. Подмяли тягач, тащивший пушку. Немцы рассыпались по ржи, только спины мелькают.
Взяв с головной машины раненого шофёра, мчусь в хвост колонны, откуда машет мне Кривуля. Он стоит у легковой машины, вытаскивает из неё раненого офицера. Невдалеке лежит раздавленный им "опель".
В окошечко мне видны витой погон полковника и бархатные петлицы. Внутрь машины пробраться не удаётся. "Что ж, возьму хотя бы полковничьи знаки различия, как вещественное доказательство", - решаю я.
Из Деревляны в нас летят снаряды. Задерживаться больше незачем.
Разворачиваем машины и несёмся обратно. На выбоинах и бугорках, когда мой танк делает прыжки, дед Титок вскрикивает: "Ой, Иисусе!" - и цепко хватается руками за башню. Лицо его, цвета юфтевой кожи, посерело и вытянулось, побелевшие губы что-то шепчут.
- Смотрите, смотрите, - тормошит меня Никитин: - никак наш дедок с ума спятил!
Перелезаю на корму и сажусь рядом с дедом у башни.
- Что с вами, дед Титок?
- Як бы знав, не повёл, - крестится он и с ужасом смотрит на сидящих рядом пленных.
Подходим по шоссе к Красне. Земля гулко дрожит от взрывов. Над головой проходят группы желтобрюхих бомбардировщиков с крестами на крыльях. Красне горит.
Дед Титок, забыв, что едет на танке, выпрямляется во весь рост. Наверное, заметил свой горящий дом в числе десятков других. Мы едем среди двух стен огня. Горят дома, горят машины, небо лижут языки пламени.
На повороте я не успеваю задержать машину. Дед прыгает с танка наземь, вскакивает и, припадая на одну ногу, бежит к крайним пылающим домам. Вот он остановился, стоит сгорбленный, потом что-то кричит, грозя кулаком небу. В Красне нас встретил начальник разведки. Узнав, что я везу пленных, он приказал сдать их ему и зайти в штаб корпуса. Оказалось, что Васильев здесь, только что приехал. Я застал его разговаривающим с Рябышевым и По-пелем.
- Разведка вернулась, - сказал он, увидев меня в сенях. - Ну что, где немцы?
Докладываю: немцы ночью ушли за Буг, у села Деревляны, маскируя отход артогнём, и вышли на шоссе Топорув - Броды, севернее нас.
Результаты опроса пленных, доложенные штабным командиром, подтвердили мои данные. Пленные - из артиллерийского полка той самой легкотанковой дивизии, с которой мы вчера вели бой. Дивизия идёт на Броды и должна овладеть ими к 10 часам утра 25 июня и закрыть дороги на Дубно. Севернее её наступает 14-я танковая дивизия той же армии Клейста.
Теперь я уже кое-что понимаю в обстановке. Несомненно, немцы идут на перехват нас. Удастся ли нам опередить их у Брод? Я ждал, что скажет начальство. Все трое стояли молча. Вдруг Попель издал какой-то смешной звук, точно хотел что-то сказать, но спохватился и проглотил готовые сорваться с уст слова. Его смуглое лицо с большими чёрными глазами осветилось улыбкой, которую раз увидишь и никогда не забудешь. "Тут же всё ясно", красноречивее слов говорит эта улыбка.
- А не думаете ли вы, товарищ генерал-лейтенант, що цей господин Клейст, хай ему неладно буде, идёт на авантюру? - сказал он с забавным украинским выговором.
Генерал посмотрел на него недоверчиво:
- Как это понять? - спросил он.
- Мне кажется, он хочет связать наш корпус своим прикрытием, этой несчастной дивизией, а главными силами выскочить через Броды на кременецкие просторы.
- Если только действительно его главные силы в районе Брод, - уклончиво сказал Рябышев. - А вы как думаете? - спросил он Васильева.
Васильев сказал, что он согласен с Попелем, и обосновал своё мнение тем, что южнее нас танковых частей противника не замечено, а севернее, кроме той, с которой мы имели дело, наступает ещё одна дивизия.
Выслушав Васильева, Рябышев подумал и тут же стал отдавать приказ.
Корпус с пяти утра продолжает марш, оборону занимает с выходом в район Брод.
Командир корпуса беспокоится о дивизии, идущей восточнее нас. Она затерялась на марше и до сих пор не даст о себе знать. Генерал сам едет, чтобы разыскать её и поставить ей задачу на выход в район Брод. Васильеву он приказывает немедленно вытягивать свои полки. Наш маршрут идёт лесами через Вержбяны, Ангелувку, Олеско, Ясенув, Броды.
По этому маршруту от Олеско до Брод весь корпус пойдёт одной дорогой, так как слева болота и множество мелких мостов, не проходимых для тяжёлых танков.
Сегодня я кое-что узнал о нашем корпусном начальстве, и это мне дало возможность понять взаимоотношения Рябышева и Попеля. Вместе они работают недавно, на каждом шагу чувствуется, что они присматриваются друг к другу. Рябышеву уже за шестьдесят. В первую мировую воину он воевал солдатом, в гражданскую очень быстро выдвигался, командовал кавалерийской дивизией, кавалерийским корпусом. В танковых войсках он новый человек. Наш корпус принял незадолго до войны. Может быть, поэтому, как мне кажется, он чувствует себя не совсем свободно, хотя человек он с большой боевой славой.
Попель в гражданскую войну тоже был кавалерист, но в танковых войсках с первых дней их существования в Советском Союзе. Видно, что он очень хорошо знает технику, лучше Рябышева, но когда они вместе, этого превосходства незаметно, во всяком случае, оно не бьёт в глаза. Я понял их взаимоотношения так: Попель очень осторожно советует, а Рябышев осторожно принимает советы.
Удивительно, как Попель меняется в разговоре. Когда он молчит, смотришь на него и думаешь: суровый, неприступный, а только скажет слово, сразу видно, что сердечный, мягкий человек. Говорят, что флегматичные люди мало работоспособны, а вот Попель, по-моему, в быту явно флегматик, но когда работает, энергия в нём ключом бьёт.
*
На этот раз в разведку пошла 1-я рота. Нам дали возможность полчаса отдохнуть. Дружно всхрапнули. Кривуле пришлось потратить много труда, чтобы разбудить экипажи, в том числе и меня.
Идём во втором эшелоне со штабом дивизии. Небо пока спокойно, лес тоже.
К 10 часам первый эшелон - полк Болховитинова - в районе Ясенув встретился с разведотрядом немецкой легкотанковой дивизии, обошедшим Броды с юга и перерезавшим нам дорогу. Тяжёлым батальоном с хода Болхо-витинов опрокидывает этот отряд, загоняет его в болота, в леса и продолжает движение на Броды. Водители попадающихся нам навстречу автомашин говорят, что на западной окраине Брод уже немцы. Получаю задание выйти со взводом моей роты в разведдозор, вести разведку в направлении местечек Броды, Червоноармейск (Радзивилув) и село Комарувка до встречи с противником. Справа по шоссе на Дубно действует наша разведгруппа, а впереди должны быть части двух мехкорпусов. Первый эшелон я обогнал уже под Бродами, которые бомбила немецкая авиация. Потом она ушла навстречу нашей дивизии.
Броды и Червоноармейск забиты всеми родами войск. За Червоноармейском одиночные окопы пехоты, встречаются отдельные группы бойцов, идущих лесом. У часовни перед мостом через реку Сытеньку - два лёгких броневика. Спрашиваю у лейтенанта, с опаской поглядывающего за реку:
- Кто такие?
Оказывается, разведка одного из корпусов, которые, согласно развединформации штаба нашей дивизии, должны быть впереди нас. Узнаю от лейтенанта, что части его корпуса отходят на левый фланг.
- А кто впереди? - спрашиваю.
- Наших нет. В Комарувке немцы, - говорит он неуверенно.
Вот тебе и развединформация! Выдвигаюсь на северную опушку леса, оттуда веду наблюдение за Комарувкой. Там какое-то непонятное движение, но немцев не видно. Далеко вправо и влево слышен гул массы машин.