- А! Ну что, скептик, - игриво произнес он, - наконец-то вы воочию убедились... Видели мужичков? Видели, как эти добряки беззаветно отдаются мирному веселию?.. Видели, как они, так сказать, ликуют и, так сказать, ощущают негу своего существования?.. И вот, посмотрите теперь на воздействователей... Я уверен - размягчится сердце ваше... Есть, конечно, плевелы, но мы с божией помощью... - И он внезапно сел, вероятно по старческой рассеянности позабыв про дам, в жуткой тревоге ожидавших его в гостиной...
- Ну, садитесь, отцы... Потолкуем... He ex professo, 2 а bene placito 3 потолкуем... хе-хе... не забыли латынь, отцы?
- И по доброй воле и по обязанности ежечасно благожелаем испить млеко беседы вашей, ваше-ство! - произнес отец Симеон, сладко заглядывая в гермогеновы глаза.
- Так потолкуем же!.. - Ну, что сосед ваш из Тамлыка, отец Симеон, признаюсь, беспокоит он меня...
Отец Симеон грустно вздохнул.
- Положа руку на сердце, ваше-ство - как пастырь и служитель алтаря не могу сообщить ваше-ству ничего утешительного... - И, помолчав немного, продолжал: - носится, что и святую литургию отправляют отец Пимен неудобовразумительно - без благости и с поспешением, - и чай вкушает прежде даров освященных, и... изучает богоотступного филозофа Прудона...
- Прудона! - в ужасе протянул Гермоген и затем патетически воскликнул: - Quosque tandem!..4
Пронеслось краткое молчание.
- Отцы! - с мольбою и сокрушением заговорил, наконец, Гермоген: - к вам обращаюсь... Вы первые ответствуете за души паствы вашей... Храните их от хищения... Смотрите зорко... Рыскает зверь, иский кого поглотити... Присылаются народные учителя, определяются учитель-{389}ницы и акушерки, назначаются волостные писаря и фельдшера - блюдите за ними... Посещают ли храм, соблюдают ли посты, отметаются ли новейших богопротивных наук, как помышляют о семье и собственности, питают ли бешеную склонность развращать мужичков неистовыми теориями, - все вы должны ведать, за всем наблюсти. Не брезгайте ничем: святое дело не токмо искупает, оно награждает всякое прегрешение. Привлекайте прислугу, расспрашивайте, разузнавайте, разведывайте, пытайте, грозите отлучением от святых даров, налагайте эпитимии, приказывайте, научайте, следите... и благо вам будет. . А главное, помните - первый поступок подозрительный, первое благожелательство неразумных мужичков к искомому субъекту, - ех ungue leonem, ex auribus asinum... 1 нигилиста же, добавлю я, по неистовой страсти распалять мужичкову привязанность узнаешь, - и немедля ко мне! Во всякое время дня и ночи памятуйте, что я, Гермоген Пожарский, стою на страже неусыпно и ежечасно взываю: Quos ego!.. 2 - И Гермоген поднялся во весь рост, и сделал величественное мановение рукою, и снова опустился на стул.
По отцам как бы ветерок прошел: все они в умилении изогнулись и дружно загремели новыми своими рясами. Все они моментально вскочили с своих мест и снова моментально же опустились на оные.
Протекло краткое молчание. А по молчании рявкнул и сконфузился звуков собственного своего голоса отец Досифей.
- Говорите, говорите, отче, слушаю я вас, - с приятностью ободрил его Гермоген.
Отец Досифей смущенно кашлянул в исполинский свой кулак, густо покрытый желтыми волосами.
- Оно, конечно, ваше-ство... оно, разумеется... - невразумительно загудел он, мрачно скосив брови, - оно, ваше-ство, всякое дело ко времени благопотребно... И, конечно, всякое благопреуспеяние... Оно благожелательно, ваше-ство, ваше-ство!.. Обаче, говорит святой отец...
Отец Симеон дернул его за рукав рясы. Лик отца Досифея изъявил мучительную скорбь. {390}
- ... Но тем паче оно благополезно... Всякая ревность взыскана да будет... И опять в он же день, говорится, ваше-ство, в писании... - Отец Досифей окончательно уперся лбом в стену.
- Отец Досифей любвеобильные чувствия наши к ваше-ству желательствует изъяснить, - поспешно подхватил отец Симеон, - все мы, смиренные иереи, пылаем к вам, ваше-ство... Вы, ваше-ство, наша защита и покров... Наши чувствия, ваше-ство, питаются любовию к отечеству и к вам, ваше-ство! И в вечном благодарении ваше-ству мы не скажем в пылу ревности нашей... - И отец Симеон щегольнул латынью: - Мы не скажем: hic haeret aqua, 3 ибо с помощию священносодействия... тьфу, не то!.. Ибо с помощию благосодействия вашего, ваше-ство, никакое препятствие не стеснит нашего поприща... и не остановит, так сказать, живой воды пылкости и любови нашей!
Отец Досифей, может быть, и действительно хотел сказать именно то, что изъяснил отец Симеон, но тем не менее он мрачно нахмурился и даже презрительно усмехнулся, когда торжествующий отец Симеон кончил.
А Гермоген с явной благосклонностью пожал руку отцу Симеону, отчего тот, весь изогнувшись в подобострастной позе, как бы растаял. Остальные отцы изъявили зависть.
- Осмелюсь донести ваше-ству, - деловым тоном произнес один из них, замечаю я в наставнике нашем некоторое блуждание мыслей и неодобрительный либерализм...
- А откуда вы, отче?
- Из Бердеева, ваше-ство.
- А, из учительской семинарии там... Помню, помню, имею уже в виду, но вам очень, очень благодарен! - И Гермоген пожал ему руку... - О, я слежу, отцы...
- Я, ваше-ство, тоже проследил одного, - стыдливо заявил и зарумянился еще один батюшка, подслеповатый и белокурый, как младенец, - хитроумен он и суемудр... По пяткaм и средам употребляет от животных теплокровных... Кроме того, продерзостно рассуждает...
- Отлично, отлично... Кто же он?
- Фельдшер Игнатов. {391}
- А, жаль, не мое ведомство. Но я запишу, запишу... Блюдите, отцы, на вас надежды отечества покоятся!
Вдруг встал и подошел к Гермогену купец-хуторянин.
- А что ежели, Гермоген Абрамыч, такая штуковина, - бесцеремонно произнес он, ударив своей лапой по столу, - приходит ко мне вдруг малый, и вдруг говорит: я тебе, говорит, денег за землю не отдам, потому ты пес и больше ничего как кровопивца... - То как это? по какой части, а? - Я так полагаю - он из умышляющих!
Отцы, жестоко огорченные неприличным поведением купца, тесно окружили его и, наперебой осыпая укоризнами, оттеснили туда, где он сидел доселе. Купец несколько сконфузился, хотя и не переставал произносить вполголоса:
- Нет, каким же манером "кровопивца"?!
А Гермоген выпил еще рюмочку fine champagne и поднял глаза на двери гостиной. И как будто целый рой соблазнительнейших представлений пронесся пред стариком. Государственное выражение его физиономии вмиг заменилось каким-то сладостным напряжением. Лик его внезапно подернуло маслом, губы оттопырились, ножки согнулись и задрожали, взгляд раскис и переполнился нежностью.
Он спешно направился в гостиную. Дамы подобострастно расступились. Он остановился среди них и, в какой-то млеющей истоме растопырив руки, произнес, обращаясь ко мне:
- "Incidit in Scyllam, qui vult vitare Charibdim... 1
и тотчас же пояснил: - Все вы прелестны, сударыни, все прекрасны... На что "сударыни" жеманно улыбнулись. (Они, не исключая на этот раз и Моргунихи, стояли.)
А Гермоген кропотливой походочкой подошел к юной лесковской учительнице. Та покраснела как пион, неловко присела перед Гермогеном и почтительно поцеловала его руку. Гермоген нежно потрепал ее по щечке, игриво ущипнул двумя перстами ее подбородочек, пощекотал беленькую шейку и, наконец, расслабленно пролепетал:
- Декольтировочку... декольтировочку, душенька... Пусти декольтировочку... Плечики, шейка, бюстик у тебя... {392} во-о-осхитительно!.. Но декольтировочка, декольтировочка!.. Знаешь, платьице этак... С разрезцем, с разрезцем...
Гермоген даже губы облизал.
А от нее перешел к Моргунихе, жадно приник к ее пальчикам и, как бы раскисший от какого-то знойного томления, как бы истязуемый какими-то беспокойными ощущениями, поместился с нею на диване. Он и хихикал, и дрожал, и таял близ нее. А она играла своими взглядами, точно японец шарами, и пронизывала ими бедного старика.
Я подсел к ним. Гермоген несколько устыдился.
- "Nihil humanum a me alienum puto..."2 - как бы оправдываясь, сказал он.
Но вскоре он вспомнил, что ему необходимо ехать (он отправлялся с визитом к графу NN), еще раз с каким-то засосом облизал пальчики Моргунихи, еще раз ущипнул лесковскую учительницу, снова покрасневшую как пион, смачно расцеловался с Лизаветой Петровной и, испросив у отцов общее благословение, скрылся. И хозяева и гости проводили его до самых саней.