- Не опасайтесь ничего, Катерина Прокофьевна, - сказал в свою очередь хозяин. - Этот барин - мой старинный приятель, можно сказать, друг, а потому отдайте ему адрес, да и письма вашего Василия. На кой черт они вам нужны? Вам ведь с ним уже не детей крестить, и вы его уже больше нигде не встретите. Да и крестного его отца письмо отдайте, в котором он извещал вас о побеге. Что вам с таким народом мучиться-то? Бог милостив, будете жить во сто раз спокойнее. А их приберут к рукам. Не правда ли, ваше благородие? спросил хозяин гостя.
- Правда, истинная правда. Преступников не должно укрывать: пред Богом - грех, да и перед людьми стыдно, - сказал неизвестный.
Катерина Прокофьевна, не ожидавшая такого разговора, сильно сконфузилась и едва могла сказать:
- Я боюсь, чтобы не вышло для меня чего худого.
- Ну, полноте же сомневаться, - ответил хозяин. - Когда я и жена моя принимаем в вас участие, так какое же тут может быть для вас худое дело?
Катерина Прокофьевна отправилась в свою комнату, вынесла оттуда три письма и, подавая их неизвестному барину, сказала:
- Будьте милостивы, защитите сироту!
Рассказ 28
(Окончание предыдущего рассказа)
Неизвестный барин был не кто другой, как полицейский чиновник. Взяв письма, он на другой день отправился к своему начальнику, от которого, получив надлежащее предписание, отправился в Москву.
В Москве он остановился под именем приказчика, торгующего полотнами, на том самом подворье, которое было указано в письме. Он начал следить и всматриваться в каждого приходившего на подворье, потому что о приметах Василия Никитина он знал со всеми мельчайшими подробностями. Катерина Прокофьевна даже сказала, что у него левое ухо сверху рассечено надвое - на кулачном бою, когда еще он жил на фабрике.
Приласкав коридорного служителя, он, обсуждая с ним торговые заведения, спросил:
- Что, Иванушка, не останавливалась ли у вас на подворье молодая женщина, Катерина Прокофьевна, недели три тому назад? Она сюда хотела приехать для покупки ситца у здешних фабрикантов.
- Эту женщину уже не одни вы изволите спрашивать, - отвечал коридорный. - О ней раза четыре у меня спрашивал пивщик с Немецкого рынка.
- А как зовут этого пивщика?
- Я, право, не знаю.
- А где он торгует?
- И этого не знаю. Слышал, что на Немецком рынке, а где именно, не спрашивал.
- Как бы это узнать? Мне с этим человеком нужно увидеться, потому что он родственник Катерины Прокофьевны, двоюродный брат, да и человек-то он отличный.
- Да это видно и по обличию, что он человек-то хороший и, должно быть, непьющий. Лицо у него такое бледное. Если вам угодно, я спрошу о нем у нашего дворника: он по пьяной части ходок и всех пивщиков в нашей стороне знает наперечет.
- Пожалуйста, спроси.
Через полчаса коридорный вернулся и объяснил, что пивщика зовут Федором Игнатьевым, а торгует он близ часовни, возле трактира.
- Спасибо тебе, дружок. За это вот тебе на чай двугривенничек.
Вечером полицейский чиновник отправился отыскивать портерную лавку. Близ трактира их было две. Он посмотрел с улицы в окно и в одной из них увидал буфетчика небольшого роста, весьма толстого, а в другой пиво отпускал седой старик. "Что за дьявольщина такая! - подумал чиновник. Верно, какая-нибудь ошибка. Надобно поис кать хорошенько - нет ли еще третьей лавки". Побродив по рынку, он нашел и третью, но та была не рядом с трактиром, а подле мучных лавок. В окно он увидал за буфетом женщину с грудным ребенком и молодого парня, лет восемнадцати.
"Нет, и это не то. Что же делать?" Войти в каждую из них, одному пить пиво и завести со служителями разговор - неловко. Взять с подворья дворника и с ним отправиться - навлечешь подозрение. Нужно познакомиться с кем-нибудь из здешних жителей". С этой мыслью он вошел в один из трактиров и приказал подать себе чая.
Тут он увидал мастеровых, пивших водку, по-видимому портных. Он не ошибся, потому что они, разговаривая между собой о работе, бранили своего хозяина за то, что тот не выдал заработанных денег.
Полицейский подошел и спросил, не возьмется ли их хозяин сшить для него, из его материи, жилет.
- Да наш хозяин за что хочешь возьмется, - только сшить-то не сумеет! - сказал один.
- Почему же это?
- Потому что не умеет кроить.
- Так не возьметесь ли вы это сделать?
- А вы где живете? - спросили портные.
- Недалеко отсюда. Я приезжий на время, и мне хочется, чтобы жилетку сделали поскорее.
- Да мы вам ее сошьем в один день. Мы живем напротив часовни, вы только придите сюда в трактир и пошлите - нас знают. И будьте спокойны, мы сделаем жилетку хорошо. Уж хозяину нашему так не сделать.
- Очень рад! Ну а как же мне спросить-то о вас?
- Скажите, чтобы послали за Утюговым.
Потолковали еще, и он спросил, где бы ему выпить хорошенького пивца.
- Да в любой портерной: здесь пиво-то везде хорошее.
- Не хотите ли, друзья мои, со мною, - сказал он им, - пображничать? Пойдемте, я вас угощу для будущего нашего знакомства.
- Покорно благодарим! - ответили портные и тотчас, расплатившись за выпитую ими водку, отправились с незнакомцем.
В портерной за пивом они так хорошо подружились с чиновником, что каждый из них рассказал ему о всех своих задушевных тайнах.
- Пиво здесь хорошее, - улыбнулся чиновник. - А кто здесь хозяин, вы не знаете?
- Д., - отвечали портные, - а там вон портерная - ту держит Мо-в приказчик; а еще, вон там, подальше, подле лавок, есть портерная, ту содержит хлыст Игнатьич.
- Пойдемте-ка к Игнатьичу, попьемте пивца еще, - предложил портным чиновник. - Мне там поближе будет к дому.
- С нашим почтением, - обрадовались портные, - извольте. Мы вас проводим, куда вам угодно, нынче мы не работаем - понедельник.
В портерной Игнатьича как раз находились женщина с ребенком и молодой буфетчик, которого он видел в окно.
- Здесь, видно, хозяин-то сам не живет? - спросил чиновник.
- Нет, - отвечал ему один портной, - он живет где-то у Калужских ворот, а здесь бывает раз в неделю.
- Кто же эта женщина за буфетом?
- Эта жена здешнего приказчика, а молодой парень ее брат. Приказчик-то, должно быть, запил.
- Почему же Игнатьича называют хлыстом?- засмеявшись, спросил чиновник.
- А об этом спросите у здешних ребят, они вам расскажут.
- Почему же они-то знают?
- Как же им не знать-то? Они к нему ходят в дом - и рассказывали, что в доме-то, где он живет, есть моленная, в которой хлысты, вишь, собираются по ночам под годовые праздники. Да и хозяин дома, говорят, тоже хлыст, торгует где-то у Серпуховских ворот мукой. Человек богатый.
- А здешний-то хозяин тоже богат? - спросил чиновник.
- Если бы не был богат, так двух портерных не имел бы.
- Где же у него другая-то лавка?
- Да где-то в Даниловке. Вон, ребята-то знают.
Расплачиваясь за выпитое пиво, чиновник одному из служителей в лавке дал на чай 20 копеек серебром и попросил его, если нужно будет, сходить за Утюговым. При этом он показал на портного.
На другой день поутру, купив материи на жилет, чиновник отправился опять в портерную, куда явился по призыву и Утюгов. Смерив мерку, Утюгов попросил опохмелить его.
За пивом чиновник расспрашивал служителя о том, где живет его хозяин. В это время подбежал мальчик и сказал:
- Григорий, хозяин подъехал.
Войдя в портерную, хозяин Игнатьич помолился Богу и, раскланявшись со всеми, сел около буфета. Буфетчик с опухшим лицом тотчас подал ему книжку и пачки ассигнаций.
Чиновник, всмотревшись в приметы Игнатьича, быстро подошел к нему и сказал:
- Мое почтение, Василий Никитич. Мы с вами знакомцы-то петербургские. Вы, верно, еще помните, как находились под арестом и счастливо из-под него успели бежать.
В ту же минуту у Игнатьича из рук выпали ассигнации, а у всех его ребят разинулись рты и опустились руки.