Нас окликнул откуда-то вышедший молодой монах; добродушно улыбаясь, он повел нас к келарю отцу Виталию, полному, очень подвижному монаху. Мы рассказали, кто мы и откуда. Вот ходим по старым монастырям и очень бы хотели попасть к отцу Иоанну.
Отец Виталий о свидании с отцом Иоанном отвечал уклончиво, "к вечеру будет видно" - и предложил нам идти с ним на рыбалку, чтобы наловить на сегодняшнюю трапезу.
Ловили мы втроем удочками с моста. Никогда в жизни я не участвовал в подобной рыбной ловле. Закидывали - вытаскивали, закидывали - вытаскивали. А в прозрачной воде рыбы, малые и побольше, плавали во множестве.
Отец Виталий, поминутно снимая с крючка пойманную рыбешку, рассказывал нам о суровой жизни монастыря. По зимам редко кто к ним заглядывал. Самая беда у них - всё ждут, каждый день в тревоге: вот придут и всех их разгонят. А кому они мешают - за болотами, за лесами? Тут и селений вовсе мало. И другая у них беда: в монастыре храмы уже год, как стоят запечатанные, явился какой-то, с ихним председателем, и печати на двери наложил. Теперь негде службу справлять. Они бы и в покоях отца Иоанна устроили бы малую церковку, да без антиминса*{22} нельзя. Собираются по вечерам, молитвы поют и читают, вечерню служат. Так без святого причастия и живут.
- А как бы нам повидать отца Иоанна? - перебил Андрей.
- Спрошу его, может, и примет,- отвечал отец Виталий, насаживая червяка.
Через час мы наловили полное ведерко окуньков да ершей - хотели уже удочки сматывать, как вдруг заметили вдали на озере большую лодку, в три пары весел.
- Батюшки, кого же это лукавый несет! - воскликнул отец Виталий и начал быстро креститься дрожащей рукой.
В монастыре тоже заметили лодку. К нам подошли два монаха - тот, молодой чернобородый, кто нас первым встретил,- отец Никандр и еще один, старенький, низенький, лохматый,- не помню, как его звали. Все трое тревожно заговорили - кто едет, по какой надобности? - и поминутно повторяли имя Божие. Они пошли по мосту к маленькому островку, где была пристань, встречать непрошеных гостей. Андрей и я, оставив улов, двинулись следом.
Лодка приближалась. В ней было пятеро, трое гребли, четвертый - наш утренний перевозчик - сидел у руля, а пятый, высокий, в брезентовом плаще, сидел на носу. Кроме этого высокого, остальных монахи еще издали узнали все здешние, один из гребцов был председатель сельсовета.
- Батюшки! Да ведь это тот, кто у нас храмы запечатывал,- прошептал отец Виталий.- Господи, Господи!
Лодка подплыла. Первым вышел высокий в плаще. Все трое монахов стеснились друг к другу, словно искали поддержки.
- Здравствуйте, отцы святые! Гостя к вам привез,- важно сказал председатель сельсовета - с виду обыкновенный русый с бородкой мужичонка, однако для солидности державший толстый, неизвестно какими бумагами набитый портфель.
Все трое монахов низко поклонились. Высокий ответил им небрежным кивком и тотчас же повернулся к нам.
Теперь свыклись, что бдительность надо проявлять везде и всюду, а тогда достаточно было перевозчику рассказать властям, что утром он перевез в монастырь двух московских студентов-путешественников, и всё. Никаких документов у нас не спросили, а высокий обратился к нам со словами:
- Мoлодцы, что: путешествуете, стариной интересуетесь?
Перевозчик остался у лодки, все остальные направились по мосту к монастырским воротам.
Отец Виталий торопливо шагнул вперед, хотел было что-то сказать высокому, а тот, не обращая на него никакого внимания, стал объяснять Андрею и мне: мол, он научный работник Череповецкого музея, сейчас прибыл в монастырь, чтобы "изъять", как он выразился, старинные иконы и книги. Он расспросил нас, где побывали, куда путь держим, и крайне удивился, что не собираемся идти в Ферапонтов монастырь.
- Да ведь там открыты такие фрески, что весь мир скоро ахнет! - горячо убеждал он нас.
Мы молчали. Про себя я думал, что мы правда маху дали, но не возвращаться же назад.
- Нет-нет, обязательно идите в Ферапонтов, - говорил он, а сейчас, надеюсь, вы нам поможете.
Мы прошли мимо белобородого, слепого и глухого отца Феогноста. Безучастный ко всему окружающему, он все так же сидел на лавочке у ворот и, поднял голову, тихо пел молитвы.
Подошли к железной двери храма. Музеец оборвал веревочку с печатью. Председатель сельсовета услужливо повернул большим ключом, дверь со стоном отворилась, и мы все, сняв фуражки, вошли внутрь храма - впереди музеец со спутниками, за ними Андрей и я. Последними переступили порог монахи.
Холодной сыростью и плесенью пахнуло нам навстречу, пыль лежала на подоконниках, на тусклых золотых завитках резьбы, мохнатые от пыли паутинные нити свисали со сводов. Стояла полутьма.
Музеец прошел вперед, оглянул иконостас сверху донизу и сказал:
- Сие меня не интересует. А вот это...- Он быстро обошел весь храм и приказал своим спутникам вытаскивать наружу, на солнце, все те иконы, какие покоились на полках, на столиках, на аналое. Он зашел в алтарь, кинулся к шкафу, начал перелистывать толстые, в кожаных переплетах тома, печатные и рукописные. Отец Виталий, все время покорно стоявший сзади, вдруг вскинулся вперед и шагнул к музейцу.
- Гражданин товарищ, просьбица у нас к вам малая: отдайте нам вот это,указал он на небольшой коврик, лежавший на престоле. Коврик был покрыт толстым слоем пыли, закрывавшим вышивку.- Для вас тряпица незначащая, а для нас антиминс... нам весьма надобная.- Последние три слова она произнес с дрожью в голосе.
- Э, отец Виталий, не дело вы говорите,- отвечал музеец. Он не обернулся, продолжая перелистывать книги.- Даже такое не имею полномочий вам отдать,- показал он на кучку свечных огарков на подоконнике.- Всё, имеющее художественную ценность, разумеется, по акту, передадим в музей, а церкви вновь запечатает наш уважаемый председатель сельсовета.
Тот осклабился в самодовольной улыбке, сознавая, какой ответственный служебный долг выполняет. Мы все вышли на чистый воздух. Музеец и его спутники несли стопками иконы и книги. Он сел на лавочку, углубился в толстый фолиант.
- Подойдите сюда, подойдите,- позвал он Андрея и меня, - полюбуйтесь на эту миниатюру: какая тонкость линий, какая выразительность лиц! Это же пятнадцатый век! Вот так находка!