Мурат, таясь, добрался до чащи, нырнул в нее и едва заметной тропой устремился к пещере... У пропасти он услышал шорох и испуганно присел за расколотый молнией камень. По крутизне ската спускалась похудевшая и подурневшая до неузнаваемости Зарема. Что в ней осталось от девичьих лет — это легкость серны. Ноги ее не скользили, хотя редкий горец осмелился бы спуститься по такому крутому обрыву. Казалось, что каждый выступ, каждая выбоина сами находили подошву чувяка Заремы, остерегая ее от неверного движения.
Мурат растерянно застыл, боясь подать голос. И вдруг... Что это? Река напевает ей мелодию?! Нежную, позабытую! Вздрогнула Зарема, потянулась к реке. Мелодия настигла ее измученное сердце. Не всколыхнула ли она далекие воспоминания, не вызвала ли девичьи грезы и трепет, которым так полна была она в те счастливые дни?.. Не показалось ли ей, что это Таймураз рвется к ней, что его душа стремится соединиться с ее сердцем? Мелодия набрала силу, заглушила шум реки, обрушилась на Зарему. Откуда же она взялась?! Сверху?!
— Кто здесь? — закричала испуганно и гневно Зарема.
Мурат присел за камень, огляделся. Мадина, сидя на скале, во всю ширь раздувала меха гармони, и мелодия рвалась изнутри, ликовала и плакала, торжествовала и печалилась, зарождала тревогу и несла надежду... Крик потряс реку, обрыв, осколок неба, заглядывавший в пропасть...
— Не надо, нет! — закричала Зарема сестре. — Перестань! — и она ладонями закрыла уши, чтобы эти дьявольские звуки не проникали в нее, не будоражили тело и душу.
— Надо, надо! — шептали побелевшие Мадинины губы, и пальцы ее еще энергичнее запрыгали по клавишам гармони. И мелодия взвилась еще выше.
— Это твоя гармонь, сестренка, твоя. С того дня, как это случилось, она ни разу не подавала свой голос... Слушай же ее, слушай!
Зарема, чуть не плача, попятилась, отступила к реке. Ах, вот какой выход она нашла! Чтоб отогнать наваждение, скрыться от него, она собирается броситься в холодный поток!.. Вода спасет ее, унесет отсюда прочь!
— Стой! Стой, Зарема! — Мадина заплакала, лихорадочно сорвала ремни с плеча и с размаху бросила гармонь вниз.
Взвизгнула она, кувыркнулась в воздухе, со вздохом плюхнулась в бурный поток, обрушив на сестру холодные брызги. Зарема подалась назад. Гармошка противилась тянувшему ее вниз потоку, но, убедившись в тщетности усилий, уступила и погрузилась в воду, издав смешок...
... Сестры сидели на краю обрыва. Зарема все отстранялась от Мадины, рвалась в сторону, сердито вопрошая:
— Зачем пришла? Чего тебе здесь надо?! Поглядеть на опозоренную и изгнанную?
— Ну что ты, Зарема! — чуть не плакала Мадина. — Разве я тебя не люблю?
— Никого у меня нет, кроме Тамурика! — оборвала сестру Зарема. — Никого! И никого мне не надо. Так и передай тем, кто тебя подослал.
— А кто знает, что я пошла к тебе? Я хотела отдать гармонь. Нас там много, а тебе и поговорить не с кем. Думала, когда скучно, поиграешь сыну. Но вот как получилось, — она с сожалением посмотрела на реку. — Унесла, вредная!
— Что гармонь?! Она унесла мое счастье. Унесла мою жизнь. — Зарема дернулась из рук сестры. — Пусти. Зря старалась. Все равно не взяла бы. Не до гармони мне. Мне сына воспитывать надо. Скажи там всем: пусть забудут меня. Не хочу, чтобы ко мне кто-нибудь приходил. И сама не спущусь туда. Никогда!
— Как можно так, Зарема? Забыть дом, где родилась, где детство провела? Как?!
— А вот так! Одна была, когда Тамурика родила. Зимой. В лютый мороз. Ветер завывал за дверью...
Она рассказывала отрывисто, точно в лихорадке. Мурат ясно представлял себе, как это было...
— Никто не откликнулся на зов, — продолжала Зарема изливать свою горечь Мадине. — Никто! Никто не пришел, никто не подал мне глотка воды... Кричала, кровью исходила, а где были ты, мать, отец? Как могли забыть?.. Жизнь не такая, Мадина. Человека не радость, а горе каждый день подстерегает. И как ни увертывайся — схватит и утащит в свою темную пещеру. Глаза твои будут смотреть на небо, а видеть паутину и тучи, уши перестанут слышать пение птиц, лицо чувствовать теплоту солнечных лучей. Все это есть вокруг. Для тебя, Мадина, есть, для других. А для меня нет!