— Пусти! — отпихнул тот Газака.
— Тебе это важно? — серьезно произнес вожак. — Знакомого увидел?
— Да, — кивнул головой Газак. — Того, со сломанным рогом.
Абреки посмотрели на барана.
— Лови его, джигиты, — приказал вожак. — Приметных пускаем на еду в первую очередь...
— Но скажите, чья отара, — простонал Газак.
— Скажу. Обманывать не стану, — пообещал вожак и махнул рукой. — Ловите, ловите барана...
Услышав рассказ вожака банды, Газак бросился к абрекам, которые уже повалили на землю приметного барана:
— Стойте! Отпустите!..
— Ты чего? — уставились на него абреки.
— Отару придется возвратить, — тихо сказал Газак.
Вожак раздвинул рукой товарищей, подошел вплотную к Газаку:
— Почему?
— Этих баранов взял в аренду мой отец.
Кто-то из абреков цокнул языком.
— Вот невезенье!..
Вожак гневным взглядом оборвал его восклицание и вновь уставился на Газака:
— Ну и что?
— Как что? Отец арендовал эту отару, — пояснил Газак, — а вы ее угнали... Отцу нечем возвратить долг Тотикоевым.
— Это не наши заботы, — обрезал холодно вожак. — Твой отец брал в аренду — он пусть и ломает голову, чем платить. Мы-то здесь при чем?!
— Но вы угнали у моего отца! — покраснел Газак. — Как же я могу не думать об этом?!
— Ты — абрек! — напомнил вожак. — Ты давал клятву. Для нас мать-отец не существуют. Мы изгои. Вроде волков. Что досталось в руки, тем и пользуемся.
Газак сделал шаг назад, глаза его блеснули гневом.
— Нет, джигиты, так не пойдет. Мы не волки — мы люди. И эту отару мы должны возвратить!
Вожак вдруг успокоился, показал рукой на абреков, покорно произнес:
— Не будем спорить. Как они скажут — так и сделаем.
Газак метнулся к абрекам, горячо заговорил:
— Я найду вам отару! Еще богаче! Мы ее угоним и продадим за перевалом. Я вам это обещаю! А эту надо возвратить. Отцу и братьям нечем оплатить ее, у них только и надежда, что на этих баранов! Отец всю жизнь провел в бедности и вот теперь опять станет нищим... Джигиты, братья! Я прошу вас! Я обещаю вам не одну отару!.. Ой!.. — сильный удар в бок содрогнул его тело; Газак оглянулся, но сказать ничего не успел...
Оттолкнув его от себя, вожак выдернул кинжал из его бока и, нагнувшись, брезгливо стал вытирать его о черкеску Газака:
— Слизняк! — сказал он. — С такими нам нельзя. До добра не доведут, — и прикрикнул на оторопевших абреков: — Режьте барана. Видите же, поминальный стол надо накрывать...
... Обычай абреки соблюли: доставили тело Газака в Хохкау. Сперва в аул вошел ворованный конь, круп которого был покрыт черной буркой. Конь шел, настороженно поводя ушами, посреди улицы, и каждая сакля отвечала ему плачем. В чей дом пришла беда?.. Конь остановился на лужайке и стал пощипывать траву. Мужчины поспешили к нему, окружили. Умар узнал бурку брата, молча взял уздечку и повел коня к своей сакле...
Через несколько минут показалась бричка. Ее никто не сопровождал. В ней лежал Газак. Потемневший лицом, заросший, незнакомый... Грязные прохудившиеся сапоги упирались в сиденье...
***
Мурат тупо смотрел на потрескивающий в печи огонь... Только что закончился поминальный стол. Аульчане разошлись... Враз постаревший отец, все еще укоряющий себя Умар, печальный Касполат, молчаливый и это горе воспринявший, как божью кару, Тембол, держащийся за голову Урузмаг понуро сидели вокруг печи, подавленные новым свалившимся на них горем... За стеной слышались заглушаемые подушками и прижатыми ко рту кулачками причитания матери, Симы, соседок...
Мурат думал о том, как все неладно складывается у Гагаевых. Смерть Шамиля погнала его из дома. И встретила его возвращение опять же смерть — на сей раз Газака... Погиб где-то и Пигу... Что-то ждет их семью впереди? Как рассчитываться будут с Тотикоевыми за пропавшую отару?..
— Отец, какую бурку мне брать на фронт? — услышал Мурат голос Умара, советовавшегося с отцом.
Странно, Умару надо остаться в ауле, а судьба гонит его из дома. Мурату не следовало возвращаться в аул, пусть бы он погиб тогда на ферме или замерз на Аляске! А он здесь. Все наоборот. И никто не пытается навести порядок в этом хаосе. Мурат встрепенулся, перевел взгляд с отца на Умара, просто сказал:
— На войну я за тебя пойду, Умар, — и, видя, как остекленели в удивлении глаза брата, обратился к отцу: — Позволь, отец, мне: я один, жены нет у меня, — и резко заявил: — Это моя дорога, отец, не Умара...
Дзамболат отвернулся, чтобы сын не заметил предательскую слезинку, сбежавшую у него по щеке, дрогнувшим голосом беспомощно произнес:
— Горец должен быть суров с сыновьями, чтобы они не выросли неженками. Я ни разу не обнимал тебя, Мурат. Сейчас хочу... Подойти ко мне, сын... — И, прижав его к себе, прошептал: — Береги себя, Мурат. Для матери, братьев, невесты... Для меня!.. Постарайся возвратиться домой живым и здоровым... — И вдруг резко оттолкнул сына от себя, гневно заключил: — Но не ценой чести!!!