Мурат оглянулся, поискал глазами винтовку, выскользнувшую из рук в момент падения. Колесо броневика, легко переломив приклад и покорежив ствол, втоптало в землю все, что осталось от винтовки, и полезло на проволочное заграждение. К ногам Мурата упал вывернутый из земли кол. Горец в бессильной ярости схватил его и бросился вперед к броневику. Нагнав его, он наотмашь ударил колом по броне. Раз, второй... Промахнувшись, он по инерции чуть не угодил под колесо, в последний миг оттолкнувшись от него руками... И тут же резким движением Мурат с размаху всадил кол между спиц переднего колеса — так горцы останавливают арбу, катящуюся в пропасть. Колесо продолжало вертеться, изгибая кол. Казалось, что он вот-вот треснет... Но чудо! Колесо застопорило. Кол выдержал! Стальная махина остановилась. Мотор натужно взревел, умолк на секунду и опять взвыл.
Броневик со скрежетом развернулся вокруг своей оси. Но и на сей раз кол выдержал! Махина замерла. Но пулемет жил, продолжая сеять смерть среди горцев.
Пиши Комаев подскакал к стальной громадине и, не осаживая коня, с седла прыгнул на борт, быстро перебрался к башне и ударил шашкой по стволу пулемета с такой силой, что от нее отлетела половина лезвия. А пулемет продолжал строчить.
— Бурку, бурку сверху кинь! — закричал ему Мурат.
Немцы на мгновение прекратили стрельбу.
Когда же Комаев набросил бурку на башню и пулемет начал пускать пули наобум, а затем вовсе умолк, тут немцы спохватились и открыли огонь по горцам. Комаев спрыгнул с борта, улегся на землю рядом с Муратом. Вновь взревел мотор, броневик, точно разъяренный бык, закружил на месте. Внутри его что-то заскрежетало, и мотор заглох! Сквозь щели брони повалил густой дым...
— Ага! У них пожар! — возликовал Комаев.
Железная дверца сбоку броневика, скрипнув, чуть приоткрылась. Комаев бросился вперед и ловко вставил кинжал в щель. Мурат резко рванул дверцу на себя, и из броневика вывалился немец, весь в кожаном: в крагах, гольфах, куртке, очках, перчатках до локтей... Яростно вцепившись друг в друга, Мурат и немец клубком покатились по земле и свалились в воронку, вырытую тяжелым снарядом. А Пиши юркнул внутрь броневика, держа наготове кинжал...
Показалась цепь немецких солдат... Весь остаток дня прошел в бесплодных попытках и русских, и немцев утащить стальную махину к себе в тыл. Немцам однажды даже удалось прицепить к броневику канат, но шквальный огонь русской артиллерии разметал по земле солдат, вцепившихся в канат. И та и другая стороны пристрелялись к стальному ориентиру, и любая новая попытка была обречена на провал.
Когда на следующее утро в часть прибыли английские офицеры, которым было любопытно взглянуть на чудо немецкой техники, им показали искореженный броневик, вокруг которого громоздились замерзшие трупы немецких и русских солдат. Англичан сопровождал командир полка Чубов. Выстроенные вдоль стенки траншеи горцы с интересом поглядывали на поблескивающих золотом погон, шашками, расшитыми высокополыми фуражками офицеров. Командир эскадрона Хоменко зычно прокричал команду: «Смирно! Равнение направо!», бросился навстречу офицерам, чтобы отдать рапорт. Чубов жестом остановил его, и Хоменко к великой радости горцев оторопело замер в нелепой позе с лихо подброшенной к фуражке ладонью. То, что полковник не стал демонстрировать, как это бывало, союзникам боевой дух армии лихостью рапортов и бодрыми взглядами солдат и офицеров, пришлось по душе горцам. У них уже давно не было должной выправки — шел третий год войны, и им все осточертело: окопы, офицеры, команды... Обросшие, угрюмые, в грязных черкесках и рваных сапогах, горцы мало походили на тех бравых, ловких воинов, что всегда вызывали восторг на парадах и смотрах. Хоменко привычно отметил про себя, что строй неровен и не все горцы повернули головы направо.
— Бог с ними, — осадил его Чубов. — Ведь они, эти люди, не растерялись, впервые столкнувшись с немецким броневиком, они отстояли захваченную траншею и обезвредили стальную машину. И какой ценой! — Чубов нахмурился. — Это все, что осталось от эскадрона? — спросил он.
— Так точно! — рявкнул на всю траншею Хоменко.
Чубов удивленно взглянул на него и, помолчав, устало спросил:
— Кто герои?
— Из нового пополнения. Рядовые Комаев и Гагаев.
— Два шага вперед! — скомандовал Чубов.
Мурат и изрядно растерявшийся Комаев вышли из строя. Во взгляде командира полка, брошенном на перевязанную голову Комаева, Мурат уловил сочувствие — это тоже понравилось. Он услышал, как Чубов, повернувшись к англичанам, медленно подбирая слова, сказал:
— Полковник Кейз, взгляните — вот они отличились при уничтожении немецкого броневика.