Солдаты растерялись: и хочется им выполнить этот долгожданный приказ, да кто знает, имеет он силу или нет...
— Мурат! — закричал Василий. — Он твой друг, ты нам и скажи: слушаться нам твоего Николая аль нет?
— Как скажешь — так и сделаем, — подал свой голос и Сафар.
— Солдаты! — закричал Чубов. — Сперва надо Керенского сбросить!
— Погоди, — тихо прервал его Мурат, — мой голос хотят слышать... — помолчав, он поднял голову и сказал: — Я с Николаем полмира прошел. Никогда он меня не подводил. Но сейчас я его слушать не буду. Он говорит — по домам! А я не пойду домой — я в Петроград пойду. Но не с тобой, господин полковник, а с Николаем! Кто хочет со мной — пожалуйста! Кто хочет домой — скачи домой!
— Домой! Домой! Домой! — пронеслось по насыпи, и толпа разорвалась, рассыпалась...
— Солдаты! — пытался остановить их Чубов. — Есть дисциплина! Есть воинский долг!
— Хватит! — оттолкнул его Сафар. — Домой! Эй, горцы, выводи коней! В горы поедем!
И вот горцы уже выводят коней из вагонов, спешно седлают, отмахиваются от уговаривающих их офицеров... Домой! Домой!
***
... Сквозь толпу рабочих, запрудивших огромный цех петроградского завода, пробивалась невысокая задиристая девчушка. Мурат видел мелькающую в гуще людей белокурую головку, с интересом следил, как она протискивалась меж тесно стоявшими рабочими и упрямо пробиралась к столу, на который взобрался Николай. Голос его гремел под сводами цеха, и совсем не обязательно было приближаться к столу, чтобы услышать гневную речь.
— Германский империализм замыслил удушить нашу республику. Немецкие дивизии двигаются на Петроград. Они мечтают потопить нашу революцию в крови! — взмахнул рукой Николай, и толпа беспокойно загудела.
По узенькому проходу, пробитому девчушкой в море людей, медленно продвигался чубатый детина, свистящим шепотом просил:
— Погоди, Глаша.
Но девчушка, энергично работая локтями, обернулась к нему, потянула за руку... Мурат усмехнулся: ни дать ни взять — огромная баржа, которую тянет маленький катер; такую картину он часто наблюдал на Миссисипи.
— Над республикой нависла угроза! Социалистическое отечество — в опасности! — сурово бросил в толпу Николай и сделал паузу...
Уцепившись за рукав парня, Глаша приподнялась на носках, но ей все равно было плохо видно. И тогда детина, ухватив ее обеими руками за талию, легко поднял вверх. Глаша громко на весь цех удивилась:
— Андрюха, глянь, усищи какие! А на носу очки!
Парень послушно повернул голову и увидел кавказца, что, выставив ногу, картинно стоял перед толпой. Левая рука его лежала на кинжале, правая упиралась в бок. Поверх черкески была наброшена черная бурка со светлым башлыком. Глаза сверкали сквозь очки.
— Ленин призывает к защите революции! — объявил оратор.
Рабочий в широкой кепке вдруг задвигал локтями, пробиваясь к столу, закричал глухим голосом:
— Товарищ, хватит агитировать — записывай меня!
Вся толпа мгновенно ожила и двинулась со всех сторон вперед. Громкий голос Николая перекрыл шум:
— Желающие в пехоту — сюда ко мне. А кто в кавалерию — к горцу!
Мурат с достоинством встретил взгляды людей. Николай соскочил со стола. Рабочие качнулись вперед, окружили его, Николай деловито стал записывать добровольцев.
— Котов Василий?.. По батюшке как? Никитич... Следующий...
Мурат с горечью прислушивался к тому, что делается у соседнего стола. Ни один человек не направился в его сторону. Безусый паренек с карандашом во рту повертел в руках тетрадочку, вопросительно посмотрел на горца, вздохнул:
— Дело добровольное... Не хотят в кавалерию.
Сверля недобрым взглядом толпу, Мурат возмутился:
— Не хотят?! Птицей быть не хотят?! Лучше этим, как его, что носом землю роет?!
— Кротом, — подсказал паренек.
— Коня! — приказал ему Мурат — Федька, слышь, коня! Сюда веди! — а сам побежал к Николаю; черной птицей мелькнула бурка в воздухе. Горец ловко вспрыгнул на стол, взмахнул рукой. Громкий выстрел плетью по воздуху громыхнул по цеху, заставив вздрогнуть рабочих. Мурат зло бросил в толпу яростное: — Эй вы! — Многое хотел он крикнуть им, но разве найдешь в горячке такие слова, чтобы проняло всех? Мурат соскочил на пол, встал перед Андреем, заглянул в лицо детине, спросил, прищурив в хитринке глаза: — Ты большой, а я маленький, да?
— На родню не смахиваем, — с легкой усмешкой ответил тот.
— Не такой большой, как ты, — охотно согласился Мурат и бросился к коню, которого ввел в цех недоумевающий Федька.
Абрек встал на дыбы. Горец упруго выпрямился в седле, шашка сверкнула над его головой. Толпа ахнула, расступилась. Мурат осадил коня перед Андреем, задорно крикнул: