Шли дни. Русский повеселел. Теперь он возился с малышом, играл с ним, старательно учил малыша произносить свое, непривычное для горского слуха, имя. Потом, когда Кирилл стал подниматься с нар, у него появились обязанности. За огнем в печи раньше наблюдал Тамурик, и ему сильно доставалось от меня, если огонь гас из-за того, что он забывал вовремя подкладывать дрова. Но их было мало, приходилось топить хворостом, огонь быстро съедал его, печь гасла, в жилище становилось холодно.
Тамурик вздохнул с облегчением, когда увидел, что дядя взял эту заботу на себя. Малыш, притащив в пещеру хворост, мог теперь заниматься чем хотел. Рана затянулась. Кирилл медленно побрел в сторону родника. Потом вылазки участились. Иногда он брал с собой Тамурика. По возвращении изумленный, ошарашенный малыш на мои расспросы отвечал, что видел много дядей. Очень много, и все они слушали дядю Кирилла. А он говорил, смеялся, сердился, убеждал, спорил... Мне не нравились эти походы, но разве можно вмешиваться в дела мужчин? Я гадала: что Кирилл рассказывает горцам? И однажды не выдержала, пошла следом за ним, да так, чтобы не заметил.
Хамат, Иналык и Дзамболат ждали Кирилла на берегу речки. Я по-над отлогим обрывом пробралась к ним, притаилась. Они находились как раз над моей головой, и все было хорошо слышно. Каждое слово. Хамат переводил то, что говорил Кирилл. Он упрекал горцев за неверие в свои силы, убеждал, что надо поскорее отнять земли у Тотикоевых и Кайтазовых и раздать бедным. А аульчане мялись нерешительно, твердя, что под Батырбеком все ущелье ходит и он землю без кровопролития не отдаст. Кирилл горячился, предлагал всем объединиться, уверял, что скоро всех богачей изведем под корень... Иналык, посмеиваясь, сказал ему: «Одному не под силу было ягненка тащить, а он взвалил себе на плечи тушу быка. О тебе говорю, Кирилл. На палку опираешься, а ищешь подпорку всей вселенной!» Кирилл вежливо подождал, пока у старца прекратится приступ смеха, серьезно и очень твердо заявил: «И найду, вместе с вами найду!»
Вчера в полдень я отправилась за водой к роднику. Торопливо сбежала по дорожке к большому камню, возле которого осенью нашла Кирилла, и вдруг издали заметила группу всадников, направлявшихся в аул. Я едва успела укрыться за камнем, как мимо проехали, подгоняя связанных веревками Умара и Кирилла — черкеска на старшем из братьев Гагаевых была порвана, у русского из разбитого носа текла кровь, — Батырбек с братьями, Дзабо с сыновьями. «Безрогий баран вздумал драться с рогатым и ушей лишился, — хохотал Батырбек, по-турецки сидя в седле. — Тебе говорю, Умар. Зачем ты с красными связался? Что у тебя с ними общего?» «Мечта у нас одна. И вот еще,— Умар поднял руки, — веревка общая... »
Я устремилась к пещере. Скорее, скорее!.. Но что это? Почему ноги не несли больше домой? Почему стало тяжело бежать? Почему я повернула к обрыву? К тому самому, где лежал пистолет, который я столкнула в пропасть. Сейчас бы этот пистолет Кириллу и Умару — и они спасутся... Что со мной? Не могу примириться с мыслью, что они будут лежать мертвые на земле?! Не могу, потому что они добрые! Да, они добрые! А добрый не должен умирать! Добрый должен жить...
***
— ... Так это ты приютила да приласкала каменщика? — презрительно усмехнулся Батырбек. — Стыдно признаться?
— Зря стараешься, Батырбек, — гордо повернула голову Зарема. — Не было между мной и Кириллом того, на что намекаешь.
— Разве твой друг носит не брюки? — воскликнул Батырбек. — Дахцыко, она достойна смерти! Никто тебя не упрекнет. Я с удовольствием бы сделал это сам. Но право за тобой, Дахцыко!
Дзутов посмотрел долгим, тяжелым взглядом на Кирилла и яростно выдохнул из себя:
— Я убью ее!
— Отец! — закричала Мадина и заплакала.
— Кто здесь подал голос?! — свирепо повернулся к женщинам Дахцыко. — Молчите, люди. Молчите! И смотрите, как горец чтит свою честь... Где мое ружье? — он вырвал из рук стоявшего рядом горца ружье, нетерпеливо взвел курок, шепотом произнес: — Ты родилась от меня — от моей руки и умрешь!
Дунетхан запрокинулась на спину и упала бы, не подхвати ее горянки под руки. С каждой минутой отчаяние все больше овладевало ошарашенным криками маленьким Тамуриком. Почему все против его матери? Почему грозят ей? Отчего старик поднял ружье и хочет стрелять в нее? Он же убьет ее! И плач захлестнул мальчика. Таира подбежала к Тамурику, подхватила его на руки, унесла к толпе... Мадина бросилась к отцу, вцепилась руками в него.