— Много, — пробормотал я, растерявшись от подобного радушного натиска.
— Более трех десятков! — уточнил он и, подавая руку тренеру, чмокнул губами: — Вот жизнь пошла, а? И скорости поездов возросли, и авиация связала города, а времени встретиться не выкроишь...
— По такому случаю полагается накрыть стол, — раздался голос — это произнес застывший возле дверей директор гостиницы. — Можно и в номер доставить... Распорядиться?..
Борис Тотырбекович поднял ладонь, мол, одну минутку, и обернулся к нам:
— Завтракали?
— Конечно, — отозвался тренер и с намеком добавил: — У нас режим...
Директор постучал по циферблату часов:
— Наступило время ланча — второго завтрака, — и выжидающе посмотрел на главу администрации.
— Чего мы здесь в четырех стенах будем торчать? — поморщился тот. — Нас ждут горы — там и отметим встречу...
— Сегодня? — насторожился Петр Георгиевич. — Перед игрой не полагается. Отложим на завтра...
— В межзональном турнире — представитель Осетии! — Борис Тотырбекович хлопнул меня по плечу. — Я рад, что первым из осетин прорвался туда ты, Алан.
— Первым из осетин был Дреев, — возразил я.
— И для этого надо еще выиграть у Тросина, — сказал тренер.
— Мне рассказывали, что ты, Алан, уже разносил его в пух и прах.
— Раз на раз не приходится, — недовольно произнес верящий в приметы Петр Георгиевич: как бы не сглазить...
— Как ему спалось? — кивнув на меня, с беспокойством спросил у тренера Кетоев.
— Нормально.
— Что сейчас по распорядку? — вальяжность у Кетоева удивительно естественно сочеталась с деловитостью и особой, подчеркнуто рассчитанной на публику заботой — такое вырабатывается годами...
— Прогулка на природе, — сказал Мясников и пояснил: — ему надо отвлечься. Чтоб не перегорел до игры...
— Надо — отвлечем, — охотно кивнул головой Борис Тотырбекович. — Заодно и я подышу свежим воздухом...
Я с завистью поглядывал на него — мне бы такую выдержку и самообладание: ни одним словом, взглядом, жестом не выдал Кетоев, что помнит о прошлом, сожалеет о содеянном...
«Мерседес» глотал метры, за окном мелькали жилые дома, универмаги, памятники и площади, улицы, заполненные людьми... Борис уступил место рядом с водителем мне, а сам, примостившись сзади, завел длинный разговор с Петром Георгиевичем. Я знал за тренером страсть к мемуарной литературе. Когда, отправляясь на очередные соревнования, мы усаживались в салоне самолета или в купе поезда, он непременно вытаскивал из своего дипломата очередную новинку — книгу военачальника или политика, журналиста, историка, общественного деятеля и углублялся в нее, щедро сообщая соседям вычитанные интересные факты... И с главой администрации он, конечно же, заговорил о новой книге на злободневную тему, которой буквально все — и не только центральные — газеты и журналы посвящали материал за материалом, и поддерживая взгляд автора и опровергая его.
Их разговор — деликатный, подлаживающийся друг к другу — скользил мимо меня. Я же думал о Сослане. В разговоре один на один он еще может отбрыкаться, но если бы при этом присутствовали товарищи по партизанскому отряду... Нет, нет, отбросил я предположение... Это невозможно. Я не должен даже и думать об этом.
Мы, бывшие партизаны, не имеем права встретиться. Эта встреча чревата опасностью, за нею непременно последуют многие другие. А я умер для них. Погиб полвека назад. И я не должен воскресать.
Кетоев положил ладонь на плечо водителя:
— Казик, сверни к Лысой горе... — И спросил меня: — Давно ты любовался с верхотуры Владикавказом?..
Давно, очень давно... И я, конечно же, не прочь глянуть с высоты птичьего полета на сохранивший особый кавказский колорит город... Лимузин легко и изящно, на скорости несся по серпантину крутой горной дороги, взбираясь все выше и выше; то справа, то слева открывался впечатляющий, прямо-таки шикарный вид на глубокое ущелье. Но тренеру было не до красот ландшафта.
Еще один крутой поворот, и «мерседес» распластался на крохотной заасфальтированной площадке, нависшей на юг — над разбросанными до горизонта проспектами, улицами и переулками, на восток — над Дарьялом, на север и запад — над узкими ущельями. Облака проплывали над нами, чуть не задевая, и казалось, что этот укромный пятачок скалы служит для них посадочной площадкой, которую они используют для отдыха и передышки перед дальней дорогой по небесным просторам... Перед нами раскинулся город-остров, но окружала его не вода, а нахраписто воткнувшиеся в знойное небо горы, великанами в мохнатых темных бурках охранявшие сумбурно разбросанные постройки: высотных красавцев из силикатного кирпича, перископами пересекающих жилые массивы, окуриваемые трубами приземистые, вколоченные в землю длиннющие корпуса заводов; отороченные колоннами театры и дворцы культуры; сплошняком выстроившиеся, напоказ выставив широченные окна и подобранный один к одному финский кирпич особнячки с нервно отражающими солнечные блики оцинкованными крышами. В отдалении над городом нависла туманная зыбь — визитка «Электроцинка», — догадался я...