До самого Нижнего аула сопровождала она Мурата. Подросток то перегонял его, то ехал рядом, то покорно в пяти шагах следовал за ним. Лошади неторопливо похрапывали. Паренек слезно уговаривал кумира всей молодежи Осетии сесть в тачанку. Но Мурат не обращал на него никакого внимания. Так и не сел в тачанку. И пришлось бы тачанке вхолостую бежать следом за Муратом, если бы из Унала как раз во Владикавказ не направлялся рейсовый автобус. Мурат не по летам проворно вскарабкался в него.
Несколько горцев, сидевших в передних рядах, всполошившись, вскочили, уступая удобное место знатному горцу. Но тот резко махнул рукой и, ворча себе под нос, уселся на последний ряд... Сурово хмуря брови, хватаясь за длинный старинный кинжал, свисавший с тонкого кавказского пояса, украшенного потускневшим от времени серебром, он в гневе выбрасывал злые фразы:
— Обмельчал народ, обмельчал. Все стали какие-то хилые. Идет такой: плечи широкие, шея бычья, а случись что — оказывается, духом слабак... А самое страшное: каждый перестал заботиться о чести фамилии, забыл заветы предков... Только о себе беспокоитесь, как бы побольше поесть да выпить, да увильнуть от дела!.. Стыд и срам!.. На что жизнь тратите!..
Когда автобус, въехав во Владикавказ, остановился на станции, пассажиры поспешно — от греха подальше — покинули салон и поспешили через пустырь к трамвайному кругу, туда, где он поворачивает в обратный путь. Было уже далеко за полночь, и вагона долго не было. Люди толпились на конечной остановке и опасливо поглядывали на пустырь, откуда доносился раздраженный голос Мурата.
Мы нашли несколько пассажиров автобуса. Они утверждают, что Мурат на пустыре был один. Он направлялся к трамвайной остановке... Но потом вдруг остановился и стал о чем-то гневно высказываться. Слов было не разобрать, но тон голоса был едко-нетерпимый. Потом разнесся громкий возглас:
— Люди, одумайтесь!.. Одумайтесь!.. — И все смолкло.
Мурат стоял посреди пустыря и кое-кому показалось, что под лунным светом сверкнуло... лезвие его кинжала.
Подошел трамвай. Люди поднялись в него. Кондуктор спросил:
— Все сели?
— Подожди немного, — попросил пожилой горец. — Вот замешкался Мурат Гагаев. Как он в такой час доберется до центра города?..
Шли минуты, но Мурат все еще торчал там, на пустыре.
— Пойти за ним, что ли? — несмело спросил молоденький осетин.
— Не в духе он, — произнесла пожилая горянка. — Да с кинжалом. Говорят, норовом горяч он, смотри не нарвись на неприятность...
Постояв еще некоторое время, водитель отпустил тормоза...
— Оставили-таки одного! — чертыхнулся Скиф. — Вот бандиты и воспользовались случаем и расквитались с героем гражданской войны.
Прокурор отрицательно покачал головой:
— Не совсем так... Насчет бандитов — далеко не ясно...
— То есть? — встрепенулся первый секретарь.
Не осмеливаясь посмотреть ему в глаза, прокурор робко произнес:
— Свидетели уверяют, что на пустыре и вокруг не было ни одного человека. Пассажиры автобуса все как один разместились в трамвае, на станции находился лишь сторож... Да и кто мог торчать за полночь на окраине города?
— Но после того, как трамвай ушел... — начал было Кайтиев.
Прокурор уперся взглядом в секретаря обкома, твердо сказал:
— И после — не было.
— Но кто-то же убил Гагаева?! — рассердился Скиф.
Прокурор отрицательно покачал головой:
— Дело в том, что Мурат шел не по следам, проделанным пассажирами, а пересекал пустырь несколько вкось... Так вот, никаких следов вокруг тела Мурата не обнаружили... Абсолютно никаких!..
Первый секретарь ошарашено смотрел на прокурора.
— Да, да... Нет следов... Никто не приближался к тому месту... Я обязан учитывать все версии. И, опираясь на обнаруженные факты, сделать наиболее убедительный вывод. В данном случае расследование, а мы его провели тщательно, поверьте нам, — не дает оснований полагать, что рядом с погибшим находился кто-нибудь...
— Но рана же на Гагаеве есть?! — взревел секретарь.
— Есть и... глубокая, — согласился прокурор.
— Значит, ее ему кто-то нанес!.. — уличил собеседника Скиф.
— Естественно, — кивнул головой прокурор.