— Слышишь? — восхищенно цокнув языком, прошептал другу Таймураз. — Он верно говорит: сильного и река против течения пускает.
Асланбек прервал поток слов чужестранца, протестующе заявил:
— Наши предки не были учеными, как ты, прибывший к нам издалека, но они нам завещали держать двери открытыми для людей. Каждого незнакомца мы встречаем как самого достойного человека. Так велели предки. И если мы порой жалеем об этом — не в нас вина. Коня крадут его собственные ноги, честь человека — его проступки...
— Безумие! — прервал его чужестранец. — Видя в каждом доброту, вы впускаете к себе в дом зло!
— Он прервал старшего, — возмутился Асланбек. — Штраф!
— Зря его штрафует Асланбек! — огорчился Таймураз. — Он прав: надо быть сильным, не оглядываться на других, ни от кого не ждать помощи. Тогда и счастье будет, и богатство, — он говорил о чужестранце, а думал о себе, о своем деле. Ведь и он сейчас должен рассчитывать только на себя, только на свои силы. Мурат тоже поможет, но главное сделает он сам. Хорошо, если б девчонка спала у окна: можно влезть со стороны скалы, чужой глаз бы не заметил. Впрочем, все внимание людей обращено на чужестранца. Очень вовремя затеял он спор. Под шумок бы посадить девчонку на коня — и все получится, как задумал. Должно получиться! Старики совсем развеселились, вон как шумят...
— Ты прибыл из-за океана, — слышен был голос Асланбека. — Не подумай, что мы гостям только штрафы преподносим. Это не так. Ты интересуешься нами, а я хочу услышать твои мысли. Можешь провозгласить тост.
Чужестранец что-то сказал на своем чудном языке, проводник перевел:
— Он спрашивает: тамада верит, что я после всех этих встречных и штрафных еще в состоянии ворочать языком?
Веселый шум покрыл его. Возле Таймураза возник Мурат с буркой в руках, шепнул:
— Все тихо. Я был осторожен.
Из дома вынырнул мальчишка. Посмотрев в сторону дерева и увидев шагнувшего из темноты Таймураза, Сармат солидно и многозначительно показал на крайнее окно и пошел прочь как человек, который выполнил пустяковое дело, о котором даже не стоит упоминать... Со стороны сада плавно неслась речь проводника:
— Он говорит, что его обидело ваше неверие. Он говорит правду и, чтоб доказать свою правоту, согласен захватить несколько парней из вашего аула в свою страну, чтобы приобщить их к цивилизации. Но, чтоб не погибнуть, они должны быть сильными и волевыми. Они возвратятся и расскажут вам, что добрые чувства и справедливость уже не в почете...
Таймураз показал Мурату в сторону сада:
— Что говорит, а? Может, махнем туда? Вместе с ней? Мы с тобой сильные и никому не дадим спуска.
— Лучше без нее, — с намеком не совершать похищения вымолвил друг. — Судьба — что вода в тарелке: неизвестно, куда накренится, — сказал Мурат. — Подумай, еще не поздно. Длинное — укоротишь, короткое — не удлинишь...
Таймураз протянул руку за буркой.
— Можешь остаться. Сам сделаю, — в его голосе был и упрек, и раздражение, и намек на трусость.
Мурат не хотел выглядеть трусом и резко сказал:
— Выстрелил — теперь уже поздно пулю ловить, — и, подумав, признался: — Но знай! Иду как друг, не по желанию сердца...
Стояла удивительная ночь. Горы слились с тьмой. Только река да говор стариков были слышны в ущелье. Таймураз и Мурат прошмыгнули к окнам. Сердце тревожно билось. Странное дело: уши впитывали каждое слово, доносившееся из сада.
— Подсади, — услышал Мурат шепот Таймураза. Друг стоял возле открытого окна и жестом показал, что самому ему не дотянуться до подоконника.
Мурат скрестил руки... Все произошло мгновенно. Только что Таймураз был рядом с ним, и нет его, скрылся в темном провале окна... Все! Теперь уже ничего не поправишь. Мурату стало не по себе от тишины и покоя, который сейчас будет нарушен. Он уже слышал шум и крик, которыми наполнится через минуту-другую аул, слышал посвист пуль над своей головой... Он молился, чтобы все прошло тихо и до утра не хватились Мадины... Но почему Таймураз там так долго? Что он тянет? И как могут старики быть такими спокойными и рассудительными, когда тут такое творится?!