Дзамболат, братья видели, как вдруг земля потащила Шамиля на себе. Он и тут не вскочил, не бросился в сторону. Он все еще верил, что сумеет выстоять, удержать ее. Бедный малыш! Он всегда, подобно младшим в семье, верил, что наступит день, когда он всем докажет в деле, какой он джигит! И ему казалось, что это тот самый миг, когда требуется его подвиг. Раздираемый болью за многодневный напрасный труд, за страдания отца и братьев, Шамиль не мог поверить в такую несправедливость судьбы и бросил вызов злу, самому Богу. Парень упорно цеплялся ногами и руками, спиной и головой за землю. А она ползла под ним, и с каждым мгновением все быстрее. Она повернула его головой вниз. И так двигала к краю обрыва... Братья отгоняли мысль о самом страшном, они еще верили, что все обойдется... И даже тогда, когда голова мальчика ткнулась в выступ, тело от толчка перевернулось в воздухе и, распластавшись, полетело в пропасть, они еще надеялись на что-то. Шамиль падал туда, где в мутных водах скрылась его корзина. Лицо его — грязное, со слипшимися волосами, мелькнуло мимо них...
***
... На следующий день после похорон Дзамболат недосчитался за столом двух сыновей: Шамиля и... Мурата.
— Где он? — кивнул отец Темболу на пустой стул рядом с ним.
Тот поежился, но промолчал.
— Он попрощался с Шамилем и сразу после похорон отправился в путь, — сказал Умар. — Я думал, по твоему поручению...
Озабоченный, снедаемый недобрым предчувствием, Дзамболат прошел в свою комнату и убедился, что один из хурджинов исчез. Вспомнив, каким необычно задумчивым был Мурат, он понял, что произошло непредвиденное...
— Кто знает, куда поехал Мурат? — возвратившись за стол, спросил Дзамболат домочадцев. — Не мог же он уехать, не сказав никому ни слова?
Потрясенный гибелью брата-близнеца, с кем он делил чрево матери, с кем вместе учился ходить, кого всегда и всюду видел рядом с собой, Урузмаг еле оторвал глаза от стола, тихо произнес:
— Мне он говорил... Сказал, что у нас так ничего не получится. Что и дед наш, и прадед тоже всю жизнь молились на землю, ласкали ее, мяли, кормили удобрениями, — а как были бедняками, так и нам завещали... Мурат хочет попытать счастья... Поэтому он ушел...
— Но куда? — изумился Дзамболат.
Урузмаг несмело посмотрел в глаза отцу, прошептал:
— В город...
Урузмаг передал отцу не все слова, сказанные ему Муратом. Умолчал он, что брат настойчиво просил его наведываться к Зареме чуть ли не каждый день и помогать ей и едой, и дровами... И Урузмаг поклялся Мурату, что с Заремой ничего не случится...
Два события пошатнули веру Дзамболата в справедливость жизни, и он почувствовал, как убегает от него надежда, как шатается земля...
Сыновья молча смотрели на печь, но глаза их кричали о неверии в него, их отца. Так смотрят горцы на вожака, поведшего их по неверному пути. Они еще не смели подать голоса, его сыновья, но в их глазах Дзамболат видел приговор себе, приговор тому, чему он учил их и что не дало им облегчения, не принесло счастья. Тишина не могла больше звенеть в ушах, ибо нервы напряглись до предела, когда еще минута молчания — и рты сыновей взорвутся криком, который содрогнет стены хадзара, вырвется наружу и сокрушит аул, ущелье, всю землю! Надо самому высказать то, что у всех на устах.
— Вот что... — произнес Дзамболат. — Я не хочу настаивать на своем, — голос его стал крепчать с каждым словом. — Пусть каждый попытает счастье на той дорожке, которую он изберет... Никому не стану перечить. Идите так, как подсказывает вам ваша душа, как указывает голова. Сами решайте, как жить дальше!..
***
И раньше, бывало, Хамат страдал многословием, но теперь вообще сладу не стало. Если среди аульчан не осталось ни одного, кто бы наизусть не знал о его гвардейских похождениях, то в лице Гагаевых Хамат нашел внимательных слушателей.
— Кто из вас назовет самое величайшее, что создано Всевышним? — хитро поглядел на сыновей Дзамболата старец.
— Горы! — уверенно заявил Пигу.
— Ничего не могу сказать, не поскупился сидящий наверху, когда творил их, — задымил трубкой Хамат. — Но есть и еще кое-что, более величавое.
— Море, — высказал догадку осторожный Касполат.
— Видел я и море, — согласился Хамат. — Стоишь на берегу, глазам смотреть вольно, а душа не верит, что можно собрать столько воды... Но тоже неверный ответ. — Он посмотрел в сторону Тембола: — Ты что назовешь?
Задумчивый, скупой на слова Тембол только глазами зыркнул и опять уставился в землю, чертя на ней хворостинкой бесконечные круги...