— Не знаете, — удовлетворенно вымолвил старец и, попыхтев вдоволь трубкой, таинственно промолвил: — Тайга. Тайга — вот где человек чувствует себя слабым и беспомощным, каплей в море, камушком в горах... Вот где душа к Всевышнему тянется, молит его, чтобы пощадил, вывел из леса к людям. Торчишь ты, маленький, задрав голову, а неба и не видно, такие вокруг тебя стоят огромные деревья. Месяц будешь идти, два, пять, год — а не выбраться из тайги!
— Ты же выбрался, — съехидничал Пигу.
— У нас с генералом провожатый был, — пояснил Хамат. — Сам невысокий, брови большие, глаза едва проглядывают сквозь узкие щели век, а по лесу как по двору ходил, не блуждал. Нас от себя на пять метров не отпускал. Знал, где зверь есть, где медведя можно подстрелить, где лося, где тетерева... Песок в мешочке нам показал: мелкий, желтый, оказалось, золото! Тоже в тайге нашел.
— Золото?! — встрепенулся Пигу. — В лесу?
— Много его там. Этот наш провожатый тоже знал местечко. Шел по лесу, нечаянно на него наткнулся... — Хамат задумчиво поводил перед глазами трубкой, высматривая в ней что-то, укоризненно сказал: — Генерал долго просил его показать это место. Отказал узкоглазый. Генералу отказал!
— Чего же сами не искали? — нетерпеливо спросил Касполат. — Привез бы сюда золото — сам богатый был бы, племянников одарил...
— Времени не было, — вздохнул Хамат. — Некоторым везло: сразу натыкались на жилу. Другие месяцы по лесу бродили, счастье свое выискивали. А нам уезжать надо было. Генерал спешил в Петербург...
— Сам бы остался! — воскликнул в негодовании Пигу. — Под ногами золото валялось, а тебе лень было нагнуться. Вот и остался бедняком.
— Сейчас и я думаю: надо было генерала уговорить поискать самим, — легко согласился Хамат. — Со счастьем бы породнился...
Тембол неожиданно громко хмыкнул. Старец, Пигу и Касполат недоуменно уставились на него.
— Ты что, — рассердился Хамат, — не веришь, что я нашел бы золото?
— В счастье не верю, — кратко уточнил Тембол.
— Как можно жить, не веря в счастье? — удивился Хамат. — Я вот старый, а все равно верю: когда-нибудь и ко мне оно придет. Не может не прийти!
— Придет, — неожиданно легко согласился Тембол и убежденно продолжил: — Только не на земле. Здесь оно никого не посещает.
— Как это? — возмутился Пигу.
— Сколько знаю людей, все недовольны судьбой, — Тембол поднял глаза к небу. — Счастье там. Только там! Наверху, в стране предков... И не море, не горы, не тайга, а небо — вот самое величественное, что создал Всевышний...
Оттого ли, что впервые они услышали столько слов от Тембола, от его ли убежденности и веры, только Хамат и братья ничего не ответили Темболу, лишь изумленно глядели на него во все глаза...
... Через два дня Касполат и Пигу отправились в Сибирь. Ночью исчез Газак. Кто-то высказал предположение, что он в абреки ушел. Еще через день собрался в дорогу Тембол. Куда? К истинному счастью, — ответил он. В его представлении путь к счастью был только через Мекку, и он отправился туда пешком, хотя и не был мусульманином. Просто Тембол запомнил слова гостившего у них в Цамаде дальнего родственника, заявившего, что путь в Мекку плодотворен лишь пешком...
— Урузмага не отпущу, — сказал Дзамболат. — Молод еще. А что решил ты? — спросил он Умара.
— Никуда я не поеду, — холодно сказал старший сын. — Что там искать? Я работать буду...
Так в новом хадзаре Гагаевых остались с отцом и матерью Умар и Урузмаг. Им и предстояло бегать за отарой Тотикоевых. Как-то Умар. отвернувшись в сторону, твердо заявил:
— Женить меня надо, отец.
У Дзамболата глаза округлились — разве сыну положено самому сообщать об этом родителям?!
В этом месте как никогда длинного рассказа Мурат сделал паузу. Пристально смотрел на меня, точно гадая, все ли я запомнил. А мне и в самом деле было весьма интересно, и я впитывал в себя каждое слово, каждую деталь... Мне необходимо было узнать все, что произошло. Слушая дядю, я начинал верить, что он поможет мне ответить и на те вопросы, что мучили меня...
Дядя Мурат поводил концом трости по полу и вымолвил:
— Когда мне было столько, сколько тебе, я многого не понимал. Почему один сыт и у него целый табун коней, а другой голоден и мечтает заиметь хотя бы ишака? Почему у Тотикоевых просторные хадзары, крыши которых накрыты железом, а у Иналыка — низенький, с тусклыми окошками, наполовину вросший в землю? Почему у нас, Гагаевых, десяток овец, а Батырбек и его братья счет своим потеряли?.. Много было у меня этих «почему», а ответ на них один: трудиться надо; только упорный, старательный, не жалеющий себя труд даст достаток... Верил в себя, в свои силы и был убежден в справедливости устройства мира, где тому, кто не ленится, обязательно воздастся благом... Да и откуда было мне, горскому пареньку, который кроме Цамада, Хохкау, Нижнего аула и Ардона нигде не был, знать, насколько сложна жизнь?.. Да и Таймураз, хотя тоже провел два года у ардонского казака — кунака Асланбека, учась в приходской школе и освоив русский язык, тоже имел смутное представление о земле и людях... В общем, багаж знаний у нас с Таймуразом на обоих был меньше, чем у любого твоего сверстника...