Нет, племянник, отправляясь в путь с намерением уговорить Таймураза возвратиться к ней или взять ее к себе, я не бросил Зарему на произвол судьбы. Как может человек, зная, что у него вот-вот появится сын, жить в отдалении? Я был убежден, что Таймураз поспешит в Хохкау, пренебрегая смертью. И я считал, что, женившись на Зареме, он сумеет склонить к примирению Дахцыко. Если же мои доводы не смогут убедить Таймураза, что надо поступить именно так, то я был готов и к тому, чтобы силой заставить его... Да, да, племянник, я и на это пошел бы, хотя он и был моим другом... Но получилось иначе... Опять взяла вверх не моя задумка, а Таймураза...
... Ардонские казачки-озорницы Вика и Наташа, к счастью, хорошо говорили по-осетински... Усадив нежданного гостя Мурата за стол «гонять чаи», сестрички в четыре руки подкладывали ему вареники с начинкой из вишен, обильно поливали их такой густой сметаной, что ее можно было резать ножом, шаловливо перемигиваясь между собой, то и дело прыская смешком, вдоволь налюбовались мохнатой шапкой, черкеской из грубого домотканого материала и длинным грозным кинжалом, что тускло поблескивал на поясе и наконец сообщили ему, что Таймураз, погостив у них — безвылазно! — двое суток, на третью ночь отправился в Кабарду, к Абуке.
... С помощью добрых людей добравшись до Чегема, Мурат оказался перед нарезными воротами, в которые и постучался. Кабардинец наверняка сразу понял, кого он ищет, но с полчаса делал вид, что не понимает его. Присматривался он, присматривался к Мурату, а потом, смилостивившись, предложил странному гостю следовать за ним, направился к дому, находившемуся в глубине двора...
Нельзя сказать, что Мурат не сразу узнал в горце, окапывавшем деревья, Таймураза. Просто он и представить себе не мог, что его гордый друг снизойдет до подобного занятия. Лицо у Таймураза, увидевшего друга, было как у человека, у которого ноют зубы, — он покраснел от досады, что Мурат застал его за такой работой, но попытался скрыть свое настроение:
— Ты вовремя прибыл, сын Дзамболата, — и кивнул на лопату. — Бери. Поможем Абуке. Как-то надо его отблагодарить за то, что который месяц кормит меня!
Мурат ногой отодвинул в сторону лопату и, вытянув руки вдоль тела, встал перед Таймуразом, выражая соболезнование. Тотикоев побледнел, его глаза в красных прожилках вцепились в друга.
— Кто? — выдохнул он хрипло.
— Асланбек.
... Солнечный луч, проникавший сквозь бойницу-окошко, пересекал темную комнатушку-пристройку к дому Абуке, и Мурат, любуясь игривостью пляшущих пылинок, подробно рассказывал о том, что произошло в Хохкау после исчезновения Таймураза. Тотикоев слушал, не прерывая его, до тех пор, пока Гагаев не поведал, как несправедливо повели себя братья Таймураза с Заремой, обделив ее землей...
— Она и в самом деле родила ребенка? — спросил он.
— Сына! — уточнил Гагаев. — Твоего наследника. Она и имя ему дала: Тамурик.
Вихрь мыслей отразился на лице Таймураза: и тщеславная улыбочка, ишь, мол, как в него влюбилась дочь Дахцыко, и непроизвольно — радость, и сожаление, и даже досада, что так обернулось... Мурат посчитал, что теперь в самый раз следует заговорить о главном.
— Тебе возвратиться надо, — сказал он.
— К ней? — глухо уточнил Тотикоев.
— К ней... и к сыну!..
— Вот так взять и возвратиться? — усомнился Таймураз. — И пусть Дахцыко влепит мне в лоб пулю...
— Женишься на Зареме — Дахцыко не станет мстить.
— А братьям и... ей как объяснить, где я пропадал и почему?..
— Скажешь правду.
— На посмешище всем? — процедил сквозь зубы Таймураз.
— О Зареме подумай... Пропадает она, — воззвал Мурат к его совести. — Хочешь, я привезу ее и Тамурика сюда?
— В эту крохотную каморку, где я один едва помещаюсь? — усмехнулся Тотикоев. — Зимой в ней не теплее, чем в пещере... Да и не понравится это Абуке...
— О Зареме думай! — потребовал Мурат. — Ты должен быть рядом с ней.
— Ты с этим приехал? — медленно повернул Таймураз голову к другу.
— Куда ей с ребенком деваться? Ты должен быть с нею!..
Таймуразу не понравились нотки в голосе Мурата... Гагаев ожидал, что друг вспылит, и был готов идти на ссору, лишь бы заставить его возвратиться к Зареме и Тамурику. Веки глаз у Тотикоева сузились, брови нахмурились. Но Таймураз пересилил себя, вяло произнес: