Мурат и Таймураз перестали здороваться с прохожими, поняв, что для горожан, мечущихся по улицам, они просто не существовали. На них смотрели, но их не видели. Людям было все равно, откуда они и куда направляются. И русские слова уплывали от Таймураза, он начинал бестолково выплевывать заученные фразы: прохожий, постояв минуту-другую, молча пожимал плечами и уходил... Возле роскошного особняка напротив широко распахнутых ворот стоял фаэтон с дремлющим кучером на козлах. Лошадь терпеливо отмахивалась от назойливых мух, осаждавших ее целой стаей. Длинноногий худой офицер в белой черкеске осторожно вел пухленькую барышню, восторженно-возбужденную, ухитрявшуюся на каждой ступеньке парадной лестницы споткнуться и с притворным испугом прижаться к своему обворожительному спутнику.
— Да, да! — капризно говорила она, лукаво и кокетливо поглядывая на него. — Я вам признаюсь: мне очень нравится ваш Кавказ. ОЧЕНЬ! — и весь облик ее кричал о том, что ей нравится не только Кавказ, но и ее блестящий, тонкий, сверкающий белизной и позолотой офицер.
Глубокое декольте барышни заставило Мурата закрыть лицо руками. Схватив за рукав Таймураза, он потащил его в сторону, сердито ворча:
— А! Зачем смотришь, Таймураз?! Женщина голая! Пойдем!
— Не на нее, — упирался друг. — На него смотрю.
Он не упустил ни одного жеста офицера, галантно подсаживавшего барышню в фаэтон. Кучер встрепенулся, взмахнул кнутом. Фаэтон рванул с места. Барышня, не удержавшись, неловко повалилась на сиденье, залепетала:
— У нас в Тамбове все степи и степи. А у вас горы! Ах, ваш Кавказ!
Офицер царственно и эффектно забросил на плечо башлык, возбужденно толкнул в спину кучера:
— Гони! Мигом! В Дарьяльское ущелье! Пошел!
Таймураз потянулся за фаэтоном, выскочил на проезжую часть улицы, приподнялся на цыпочки, чтобы еще раз увидеть офицера. Из-за угла вынырнула телега, чуть не сбила горца. Мурат едва успел оттолкнуть его к тротуару. Но Таймураз не обратил внимания ни на телегу, ни на толчок. Его взгляд был устремлен на удалявшийся фаэтон.
— Эх, Мурат, мне бы такую черкеску! — восхищенно зацокал он языком и, подражая офицеру, перебросил через плечо, точно башлык, хурджин, который своей тяжестью чуть не свалил его с ног. — А? — гордо воскликнул Таймураз, представив себя в фаэтоне на месте офицера рядом с барышней.
За их спинами раздался смех. Невысокий толстячок весело глядел на них с крыльца чайной. Из открытых дверей ее доносились пьяные голоса и тонкое пиликание скрипки. Мурат жадно втянул в себя щекочущий запах шашлыка. Толстячок требовательно махнул им рукой.
— Сюда, генацвали!
Он их повел не в чайную, а во двор, кивнул на сваленные в кучу дрова:
— Напилите, нарубите — за все заплачу.
Друзья охотно улыбнулись хозяину, закивали головами:
— Хорошо! Хорошо!
Это уже дело. Это уже ясно и понятно. Вот и им улыбнулась удача. Вот и они кому-то понадобились. Прежней неловкости и растерянности, что охватили их от сутолоки и равнодушия города, как не бывало. Сейчас они покажут этому грузину, а с ним и всему городу, на что они, горцы из Хохкау, способны! К вечеру от этой кучи дров ничего не останется. Взамен вырастет поленница, только давай работу и плати хорошо! Друзья сбросили с плеч хурджины, закатали рукава черкесок...
— Эй, Валика, пилу, топор неси! — услышали они голос хозяина. Пила, повизгивая, врезалась в толстое бревно, уложенное на козлы, отваливая от него огромные кругляши.
— Ну, Таймураз, вот и работаем! — радовался Мурат.
— Угу! — весело тянул в свою сторону пилу Таймураз.
Поленница выросла до крыши. Протерев пилу и топор, горцы прислонили их к сараю. Довольные, они стряхивали с себя пыль, когда на крыльцо вышел хозяин. Хотя друзья слышали, как минуту назад он весело кричал посетителям, теперь он был хмурым и неприступным. Друзья осмотрели двор, желая угадать, чем прогневали хозяина. Щепки были собраны в кучку, двор аккуратно подметен.
— Закончили, хозяин, — нерешительно улыбнулся Таймураз.
Но хозяин, хмурясь еще пуще, грозно спросил:
— Вам что, деньги дать или накормить вас?
Мурат, не поняв его, улыбнулся, стараясь не показать своей озабоченности хмуростью грузина. Таймураз, на миг оторопев от вопроса хозяина, но по-прежнему улыбаясь, твердо сказал: